Клеопатра. Последняя царица Египта | страница 50



Прибытие Клеопатры в Рим, конечно, вызвало сплетни, к которым Цезарь отнесся со своим обычным небрежным равнодушием. Люди жалели законную жену Цезаря Кальпурнию, которая, выйдя за него замуж в 59 г. до н. э., слишком часто оставалась одна без мужа, и римлян шокировало то, что сторонники Цезаря в открытую оказывают внимание египетской царице. Я не нахожу никаких фактов в оправдание современного представления о том, что римское общество в то время было раздражено появлением в его среде женщины с Востока, так как все римляне, вероятно, знали, что в жилах Клеопатры не течет ни капли египетской крови, и понимали, что она по происхождению греко-македонянка, которая правит в городе, ставшем центром греческой культуры и цивилизации. Но в то же время есть данные, которые показывают, что римляне не любили Клеопатру. Цицерон писал, что терпеть ее не мог, а Дион пишет, что люди жалели ее сестру принцессу Арсиною, которая лишилась всего из-за успеха Клеопатры у Цезаря. Но в целом прибытие египетской царицы в Рим не вызвало такого переполоха, какой можно было бы ожидать, так как она, по-видимому, вела себя в столице тактично и сдержанно и избегала показухи.

Триумф, который Цезарь праздновал в августе для увеселения Рима и своего собственного удовольствия, состоял из четырех частей и длился четыре дня. В первый день Цезарь проехал по улицам Рима, играя роль завоевателя Галлии, а когда стемнело, поднялся на Капитолий при свете факелов: сорок слонов несли многочисленных факельщиков, идя справа и слева от его колесницы. В заключение этого впечатляющего парада был казнен несчастный Верцингеториг (вождь галльского племени арвернов. – Пер.), которого держали в плену шесть лет. Это был акт хладнокровной жестокости по отношению к достойному уважения врагу (он добровольно сдался Цезарю, чтобы спасти своих соотечественников от дальнейшего наказания), который в то время можно было извинить тем, что такие казни в конце триумфов были традицией. На второй день праздновалась победа диктатора над врагами в Египте, и принцессу Арсиною провели по улицам города в цепях, видимо, вместе с Ганимедом, причем последний, наверное, был казнен в конце представления, а первую пощадили, что было чем-то вроде официального признания царского дома Клеопатры. В этом шествии несли изображения Ахиллеса и Потина, и население встречало их язвительными замечаниями; а статуя, изображающая знаменитый Нил, и модель Фаросского маяка, чуда света, напомнили зрителям о значении этой страны, которая теперь оказалась под защитой Рима. Чередой вели африканских животных, невиданных в Риме, таких как жирафы; также на радость простому люду были показаны другие чудеса из Египта и Эфиопии. На третий день демонстрировалась победа над Понтом, и перед завоевателем пронесли большую плиту, на которой были написаны слова «Пришел, увидел, победил». И наконец, на четвертый день праздновались победы в Северной Африке. В этом последнем шествии Цезарь совершил оскорбительный выпад, выставив напоказ захваченные римские знамена: ведь кампания была против римлян, воевавших на стороне Помпея. Этот факт он сначала попытался закамуфлировать, заявив, что триумф празднуется над нумидийским царем Юбой, который был на стороне врага. Но еще большее оскорбление было нанесено, когда все увидели грубые карикатуры на Катона и других личных недругов Цезаря, которые несли во время шествия. И простые люди, наверное, задавались вопросом, не является ли такое высмеивание благородных римлян, тела которых едва успели остыть в своих могилах, дурным поступком. По-видимому, рассудительность Цезаря в таких вопросах несколько исказилась за этот последний год, полный военных и административных успехов, и он начал презирать тех, кто оказывал ему сопротивление, словно они были заблуждавшимися глупцами. В таком отношении можно, наверное, увидеть то самое качество, которое заставило его любезно согласиться возложить на себя, словно по праву, божественный сан и которое убеждало его всегда стремиться к самодержавию; ведь нельзя считать нормальным, если человек считает себя существом достойным поклонения, а своих врагов – объектом осмеяния.