— Ваше Сиятельство! — гневно воскликнул учитель, подходя ближе.
— Да? — осторожно осведомился гендевец.
— Я категорически против вашего решения!
— Какого? — Ральдерик и не пытался понять, о чем тот говорил. Кто знает, в каком году сейчас находилось сознание старика?..
— Не слушайте врачей! Они все тупицы! Ничего не понимают! Меня еще рано списывать! Вот увидите, я быстро оправлюсь после этой раны, что бы они там ни говорили! Вы же знаете, что телохранителя лучше меня вам не найти!
— Да-а-а? — герцог был крайне удивлен услышанным.
— Вы предлагаете мне взамен стать наставником вашего сына! Чему я смогу его, по-вашему, научить?! Вырывать сердце из груди врага? Перегрызать ему горло? Вы уверены, что хотите этого?
Ральдерик непроизвольно отшатнулся еще дальше. Вот уж чем он никогда не интересовался, так это тем, что делал Вешиль до того, как взял в руки глобус и указку. Теперь он в этом жутко раскаивался. Всё же стоило у него об этом спросить. Хотя бы из вежливости.
— Нууу… яяя… эээ… — юноша просто не знал, что сказать. Происходящее сопротивлялось осмыслению.
— Да какой из меня учитель?! Я же сойду с ума от тоски! Вам нужен какой-нибудь серьезный, рассудительный, благообразный старец в пенсне. А что я?! Я еще молод! Мне чуть больше двадцати и я ничего не знаю!
Пока старик сетовал на то, что никакая книга не заменит ему меча, а вдали от сражений ему жизнь не мила, так что «добейте меня тогда сами — смерть от вашей руки лучше, чем гниение заживо в читальном зале», герцог всё гадал, кем наставник приходился его прадеду. Для простого телохранителя он слишком многое себе позволял в разговоре. К тому же, судя по всему, после получения им тяжелого ранения, не совместимого с дальнейшим осуществлением профессиональных обязанностей, его оставили при дворе. Назначить ничего не знающего, кроме как убивать и сражаться, человека учителем сына правителя… Наверное, он очень много значил для герцога, раз тот на такое пошел. Ральдерик припомнил, что как-то слышал, будто его дед — первый ученик Вешиля — был немного странным и эксцентричным для человека своего положения. Нда-а-а… С таким-то воспитателем.
— Я всё понял и осознал свою ошибку! — гендевец решительно положил руки на плечи замолчавшему от неожиданности старику. — Прости, что усомнился в тебе! Разумеется, ты можешь вернуться к своим прежним обязанностям.
— Правда? — с мольбой в голосе переспросил тот.
Все остальные с непониманием и глубоким сомнением посмотрели на юношу.
