Отбор важнейшего, как в субъективном, так и в объективном мире человека, производит сама жизнь. Эпический поэт, рассказывающий судьбу одного человека или сплетение различных человеческих судеб ретроспективно, исходя из конца их, делает ясным и понятным для читателя этот отбор важнейшего, произведенный самой жизнью. Ретроспективный характер эпоса является для него, таким образом, основным, продиктованным самой действительностью методом художественного упорядочения материала.
Правда, читателю конец еще неизвестен. Он знакомится с бездной деталей, относительная важность, "иерархия" которых ему не всегда и не сразу ясна. В нем возбуждаются известные ожидания, которые по мере развития рассказа усиливаются или опровергаются. Но в этой сложной ткани переплетающихся мотивов читателем руководит всезнающий автор, которому известно 'специфическое значение каждой, неважной самой по себе подробности для окончательного выявления характеров, который оперирует только с деталями, играющими определенную роль в развитии всего действия. Это всезнание автора заставляет читателя чувствовать себя уверенно, как дома, в мире вымысла. Если он и не знает наперед событий, он все же довольно точно представляет себе то направление, по которому они должны будут развиваться в силу их внутренней логики, в силу внутренней необходимости. Он знает о взаимоотношениях, о возможностях развития действующих лиц не все, но, в общем, больше, чем сами эти действующие лица.
Правда, в процессе рассказа, постепенного развития существенных моментов, отдельные детали выступают в совершенно новом свете. Гак, например, когда Толстой в своей повести "После бала" рисует трогательные черты отца возлюбленной героя, готового на самопожертвование ради своей дочери, читатель поддается силе этого образа, не совсем понимая его значение. Только после рассказа о наказании шпицрутенами, при котором этот же любящий отец фигурирует как жестокий руководитель экзекуции, напряжение окончательно разряжается. Великое эпическое искусство Толстого заключается как раз в том, что он умеет сохранить единство этого напряжения, что он не делает из старого офицера озверелый "продукт" царизма, а показывает, как царский режим превращает в скотов, в механических и ревностных исполнителей его зверства добродушных по своей природе, бескорыстных и самоотверженных в своей частной жизни людей. Ясно, что все краски рассказа о бале могли быть найдены, только исходя из сцены истязания шпицрутенами. Современный "наблюдатель", рассказывающий о бале не ретроспективно, описал бы совсем другие, несущественные и поверхностные детали.
