Мало-помалу Навозник подрастал, и Сара стала прибегать к другим приемам. Обычно она запирала напроказившего Роке на чердаке и снаружи читала ему моления грешной души.
Даниэль-Совенок еще помнил один из своих первых визитов к приятелю. Дверь, выходившая на улицу, была полуоткрыта, но внутри никого не было видно и ни звука не слышно, словно в доме все вымерли. Он посмотрел на лестницу, которая вела на верхний этаж, и было взялся за перила, но не решился подняться. Он уже знал Сару по рассказам, и эта непостижимая тишина внушала ему смутный страх. Он немножко отвлекся, ловя маленькую ящерицу, норовившую ускользнуть в щель между плитками, которыми был выложен пол в сенях. Вдруг наверху послышалась яростная брань, а вслед за тем с грохотом захлопнулась дверь. Даниэль несмело позвал:
— Навозник! Навозник!
И тут же досталось и ему:
— Это что там за грубиян? Здесь нет никакого Навозника! В этом доме у всех христианские имена. Убирайся отсюда!
Даниэль-Совенок сам не знал, почему он вопреки всему остался на месте, точно пригвожденный к полу. Он стоял недвижимый, как статуя, онемев и затаив дыхание. Наверху заговорила Сара, и он прислушался. В пролет лестницы скорбным и мрачным дождем падали высокопарные фразы:
— Когда мои ноги, цепенея, возвестят мне, что мой путь в этом мире близок к концу…
А из-за двери заунывно и глухо, как из глубины колодца, звучал голос Навозника:
— Иисус милосердный, смилуйся надо мной.
И снова Сара, все более зловещим тоном:
— Когда мои глаза, остекленевшие и выкатившиеся из орбит от ужаса перед неотвратимой смертью, устремят на тебя угасающий взгляд…
— Иисус милосердный, смилуйся надо мной.
Даниэлем-Совенком овладел леденящий страх. От этой мрачной литании у него бегали мурашка по коже. Тем не менее он не двигался с места.
— Когда чувства перестанут служить мне, — монотонно продолжала Сара, — и мир сокроется от меня, и я буду стенать в предсмертной агонии…
Опять из чулана донесся спокойный и сонный голос Навозника:
— Иисус милосердный, смилуйся надо мной.
Когда Сара исчерпала программу своего исправительного мероприятия, Роке нетерпеливо крикнул:
— Ты кончила?
— Да, — сказала Сара.
— Ну, открывай.
— А тебе это послужит наукой? — спросила Сара с плохо скрываемой досадой.
— Нет!
— Тогда не открою.
— Открой, не то я вышибу дверь. Наказание кончено.
И Сара скрепя сердце открыла. Проходя мимо сестры, Навозник сказал:
— В этот раз, Сара, мне было уже не так страшно, как раньше.
