Первым принес в селение эту новость Куко, станционный смотритель. После радиоприемника дона Рамона, аптекаря, станционный смотритель Куко был самым богатым источником сведений, а потому и самым желанным собеседником. Новости у него были всегда свежие и занятные, хотя и не всегда назидательные. Станционный смотритель Куко был полнокровный, экспансивный и жизнерадостный толстяк. Даниэль-Совенок восхищался им; восхищался его характером, знаниями и сноровкой, с которой он маневрировал составами и контролировал прибытие и отправление поездов. Все это требовало умения; не всякому даны гибкость и организаторский талант, необходимые для станционного смотрителя.
Когда Ирена, Перечница-младшая, сошла с поезда, глаза ее были полны слез и выглядела она еще более худой и изнуренной, чем три месяца назад, когда уехала. Она шла сгорбившись, словно под тяжестью невидимого бремени. То были, несомненно, угрызения совести. Одета она была, как обычно одеваются вдовы, скорбящие вдовы, во все черное, и плотная черная мантилья закрывала ее лицо.
Днем шел дождь, но, поднимаясь по косогору, Перечница не избегала рытвин и даже, казалось, находила какое-то странное утешение в том, что то и дело попадала в лужи и в грязь.
Лола, Перечница-старшая, остолбенела, увидев сестру, в нерешительности остановившуюся у входа в лавку, и раза два провела рукой по глазам, словно хотела рассеять какое-то зловещее видение.
— Да, это я, Лола, — проговорила младшая. — Не удивляйся. Хоть я и грешница и все такое, но вернулась. Ты прощаешь меня?
— Во веки веков! Иди сюда. Проходи, — сказала Перечница-старшая.
Сестры скрылись в заднем помещении. Там они молча посмотрели друг на друга. Перечница-младшая стояла униженно съежившись и опустив голову. Старшая с покаянным возвращением сестры, казалось, вдруг раздалась от торжества.
— Ты понимаешь, что ты сделала, Ирена? — было первое, что она ей сказала.
— Замолчи, пожалуйста, — простонала та и, уронив голову на стол, заплакала горькими слезами.
Перечница-старшая не мешала плакать сестре. Слезы были необходимы, чтобы омыть совесть. Когда Ирена выпрямилась, сестры снова посмотрели друг другу в глаза. Они заговорили обрывками фраз, с полслова понимая друг друга.
— Ирена, ты с ним?..
— Да…
— Боже мой!
— Он меня обманул.
— Он тебя обманул или ты обманулась?
— Назови это как хочешь, сестра.
— Он уже был твоим мужем, когда?..
— Нет… Он даже и теперь мне не муж.
— Боже мой! Ты ждешь?..
— Нет… Он мне сказал… Он мне сказал…
