Из всего этого следуют, будучи приближены к жизни, особенно банальные, обывательские общие места. В своей популярной книге Сартр рассматривает вопрос о том, насколько он может доверять своим свободно действующим товарищам, и отвечает: "Настолько, насколько я их непосредственно лично знаю; рассчитывать на единство и волю партии — это все равно что рассчитывать на то, что трамвай придет вовремя, а поезд не сойдет с рельсов. Но я не могу рассчитывать на тех людей, которых я не знаю, полагаясь на человеческую доброту или на заинтересованность людей в общем благе; ибо данность такова, что человек свободен, а человеческая природа, на которую я мог бы уповать, не существует"[10]. Если отвлечься от запутанной терминологии, то такое мог бы сказать и говорит любой мелкий буржуа, избегающий общественной жизни.
Il est absurde, que nous soyions nes, il
est absurde, que nous mourions.
Sartre "L'etre et le neant"[11]
Было бы ошибкой считать, что такого рода абстрактное сужение действительности, такого рода идеалистическое искажение проблемы действительности у одаренных и умных людей всегда должно объясняться намеренной попыткой мистификации. Напротив. Те переживания, которые формируют образ действий, раскрывающийся в интуиции усмотрения сущности, и его содержание, являются самыми спонтанными и — насколько это вообще возможно — субъективно наиболее откровенными. Однако они в силу этого еще не являются объективно верными. Именно эта спонтанность разоблачает их непосредственное, некритичное отношение к основополагающему явлению, формирующему ложное сознание, к фетишизму. Если говорить кратко, фетишизм означает, что отношения людей, опосредованные предметами, вещами, отражаются вследствие структуры капиталистической экономики в человеческом сознании непосредственно как вещи. Человеческие отношения опредмечиваются, овеществляются, становятся фетишами, в которых люди кристаллизуют свои общественные отношения, как дикари — свои отношения с природой, чья закономерность для них является настолько же непроницаемой, насколько для буржуазии капиталистического мира непроницаема закономерность его собственного экономического порядка. Поэтому они, как дикари, поклоняются фетишам, сделанным ими самими, подвластны им и приносят им жертвы (см., например, фетиш денег). Человеческие отношения требуют, как говорит Маркс, "таинственной предметности"[12]. Общественное бытие человека, несмотря на то что он, вопреки любой непосредственной видимости, является объективным, в первую очередь общественным существом, становится для него в непосредственном переживании загадкой.
