и т. д.).
Отказ от старого неприкрытого идеализма был подготовлен еще в середине прошлого столетия мелкобуржуазным аскетизмом идеалистических философов. Тело играет ведущую роль в буржуазной философии, начиная с Ницше. Новая философия нуждается в таких формулировках, которые оправдывают первичную действительность тела, радостей и горестей чувственной жизни, не делая уступок материализму. Ведь в то же самое время материализм стал мировоззрением революционного пролетариата. В связи с этим позиция Гассенди и Гоббса стала невозможной для буржуазных мыслителей. Эпоха скомпрометировала метод идеализма, но считалось абсолютно необходимым оставить нетронутыми его фундамент, его результаты; это дает ключ к пониманию необходимости "третьего пути" в существовании буржуазии эпохи империализма.
Предполагается, что феноменологический метод, особенно в своем развитии после Гуссерля, обнаружил такой способ познания, который, не выходя за пределы человеческого, даже индивидуального сознания, выявляет сущность объективной действительности. Усмотрение сущности — это разновидность интуитивной интроспекции, которая, однако, в рамках мыслительного процесса не обращает внимание на него (т. е. не на психологический процесс), а исследует, с одной стороны, какого рода те предметы, которые устанавливаются в ходе этого процесса, и, с другой стороны, в каких абстрактных актах совершается это установление. Так возникают феноменологические понятия "акт" и "интенциональный предмет". Гуссерлю было еще сравнительно просто оперировать этими понятиями, поскольку он занимался исключительно вопросами чистой логики, т. е. чисто мыслительными актами и предметами. Вопрос стал сложнее, когда Шелер и Николай Гартман обратились к проблемам этики и социологии, а Хайдеггер, Ясперс и Сартр — к предельным философским вопросам. Веление времени, повлекшее их в этом направлении, было настолько стихийным, что заставило замолчать все теоретико-познавательные сомнения в том, относится ли этот метод к объективной реальности, которая существует сама по себе, к сущности вещей, и в особенности не является ли он субъективным, произвольным по отношению к этой сущности.
Когда же речь шла уже о ключевых вопросах общественной действительности, то и тогда феноменологи легко ускользали от ключевых вопросов теории познания. Они старались успокоить свою теоретико-познавательную совесть тем, что феноменологический метод "заключает в скобки" вопрос о действительном существовании интенциональных предметов. Но таким образом феноменологический метод препятствует любому познанию действительности. (Когда во время Первой мировой войны меня посетил Шелер, у нас был интересный и характерный разговор на эту тему. Шелер отстаивал точку зрения, согласно которой феноменология — это универсальный метод, который может рассматривать все в качестве интенционального предмета. "Можно, например, — пояснял Шелер, — проводить феноменологические исследования дьявола, только сначала нужно "заключить в скобки" вопрос о его существовании". "Разумеется, — ответил я, — а когда затем Вы закончите феноменологическую картину дьявола, тогда Вы раскроете скобки — и вот перед нами дьявол во плоти". Шелер засмеялся, пожал плечами и ничего не ответил.)
