Три дня и три ночи они оставались около мертвого лося, готовые защищать его от всяких других посягателей, и все-таки с каждым днем и с каждой ночью все меньше и меньше проявляли бодрости на страже. А затем наступила четвертая ночь, в которую они зарезали самку оленя. Казан в этой охоте был вожаком и в первый раз за все время, увлекшись тем, что вел за собою стаю, позабыл о Серой волчице, которая должна была уже бежать позади всех. Когда они подходили к затравленной лани, то он первый вскочил на нее. Он был хозяином. Он мог всех их отогнать от нее простым ворчанием. И стоило только ему оскалить на них зубы, как они тотчас же съеживались и ложились животами на снег.
В Казане, как в вожаке собак, произошла какая-то странная перемена. Если бы его товарищами были волки, то Серой волчице нисколько не было бы трудно увести его с собою в лес. Но Казан находился в среде своей же собственной породы. Он был собакой. И они тоже были собаками. Огонь, который горел в нем когда-то и потом перестал его согревать, вдруг вспыхнул с новой силой. В его жизни с Серой волчицей единственно, что угнетало его и чего она никак не могла понять, это было одиночество. Природа создала его таким, что благодаря самой его природе, ему необходимы были не один компаньон, а многие. Самой природой было назначено ему слушаться и повиноваться голосу человека. Но он вырос и воспитался в ненависти к нему, тогда как собаки — представители его собственной породы — били часто его самого. Он был счастлив с Серой волчицей, гораздо счастливее, чем когда жил у людей и в обществе своих братьев по крови. Но он уже долгое время провел вдали от той жизни, которою жил раньше, и голос предков заставил его о ней позабыть. И только одна Серая волчица со своим удивительным сверхинстинктом, которым природа заменила ей недостающее зрение, предвидела, к чему все это могло его привести.
Каждый день температура поднималась все выше и выше, пока наконец снег не стал понемногу таять на пригревавшем солнышке. Это было через две недели после того, как был затравлен старый лось. Постепенно стая стала продвигаться на восток, пока наконец не оказалась в пятидесяти милях к востоку и в двадцати к югу от старого логовища под валежником. И более чем когда-либо Серую волчицу стало тянуть в ее прежнее гнездо под этим валежником. Опять с первым веянием в воздухе весны к ней во второй раз в ее жизни явились предчувствия приближающегося материнства.
