Хорошо бы пальцами-щелчками создать хронометр — время».
Комментируя объяснения Иванова с Саррой, уговаривающей его остаться дома, провести вечер с ней, Смоктуновский отмечает:
«Разговаривает с ней как с ребенком, с маленькою..» и тут же:
«ВЫПОЛНЯЕТ УКАЗАНИЯ ДОКТОРА».
То есть не от себя, не по душе, а, выполняя медицинские предписания, проявляет он заботу и нежность, насилуя себя. Но никаких указаний, как выразить этот двойной план в интонации и поведении Иванова:
«Он ПРЕДЧУВСТВУЕТ, ЧТО ЧТО-ТО ДОЛЖНО ПРОИЗОЙТИ, ОН ЧТО-ТО ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ.
Она ПРАВА, ОНА ПОПАДАЕТ ТОЧНО В МОЕ СМЯТЕНИЕ. Но ЕСЛИ Я ОСТАНУСЬ, БУДЕТ ЕЩЕ ХУЖЕ».
Действие второе
Предваряющая запись:
«Чехов — вне настроений человека — непонятен.
Сыграть Чехова только словами — это значит совсем не сыграть его».
Второе действие открывается редким в записях Смоктуновского описанием прототипов, которые что-то могут подсказать ему самому во внешнем облике Иванова:
«Корреспондент, сидящий на полу у стены в Сингапуре.
Певец на концерте в хореографическом училище: манера двигаться, говорить, смотреть.
Один из президентов фирмы в Новой Зеландии: длинный, неторопливый, достойный».
Вряд ли тут артист описывает реальные впечатления от реальных людей. Скорее это фантазии на тему человека в предельно чуждом пространстве: певец на хореографическом вечере, корреспондент у сингапурской стены… Варианты на тему «свой среди чужих»: «длинный, неторопливый, достойный».
Смоктуновский наделил своего героя неправильным изяществом облика, особой воздушной походкой, нервной подвижностью аристократических рук. Было понятно, почему к этому Иванову тянутся окружающие, почему сходят с ума женщины. И вместе с тем он был бесконечно, как-то царственно одинок, все время как будто зяб и не мог найти покойного места.
Следом за описанием людей, чьи черты что-то подсказывали во внешнем облике героя, Смоктуновский выписал стихотворение Блока:
«Как тяжело ходить среди людей
и притворяться непогибшим..».
Смоктуновский как бы сдваивает впечатления от реальных людей и поэтический образ «живого мертвеца». Эта двойственная природа образа Иванова определила его особый характер.
Незадолго до мхатовской премьеры Иванова сыграл в Ленкоме Евгений Леонов. Он играл чеховского героя вариантом дяди Вани — дюжинным человеком, — Ивановым, чья жизнь и драма не претендуют на исключительность. Леонов играл Иванова как характерную роль. Смоктуновский играл Иванова лирическим героем. И, как в случае с образом в стихах Блока, дистанция между зрителем (читателем) и образом оказывалась резко сокращена. Этот Иванов воспринимался сидящими в зрительном зале как человек необыкновенно близкий, на чьи поступки, реакции, слова невозможно смотреть со стороны и оценивать их беспристрастно. Иванов выделялся белой вороной среди окружающих его персонажей, сыгранных как характерные роли. На вечеринке у Лебедевых он был героем трагедии среди водевильных персонажей. В нем, по определению Смоктуновского, жила тайна и мучило чувство вины. Он томился.
