Старая логика отсылала теоретика в этом пункте либо к чувственной достоверности (эмпиризм, сенсуализм), либо к интуиции, то есть фактически капитулировала перед действительной проблемой логического осмысливания. Естественно, что диалектико-материалистическая логика не может отсылать ни к чувственной достоверности, ни тем более к интуиции. Она обязана решить этот вопрос в пределах логики, понимаемой как метод достижения истинных (а не только «правильных») результатов.
Подобным же образом дело обстоит и с проблемой отбора существенного, существенно-общего. Мышление должно отвлекать не всякое общее, не просто одинаковое. Оно должно сознательно выбирать такое общее, которое выражает собой специфическую, конкретную природу осмысливаемого в данном случае предмета, иными словами, лишь такое общее, которое является существенным для объективного определения специфики этого предмета.
При рассмотрении этого вопроса сразу на первый план выступает гносеологическая противоположность материализма и идеализма.
Материализм стоит на той точке зрения, что понятие должно фиксировать такое общее, которое существенно для самого предмета, для объективного определения предмета.
Идеализм (примером тому современные кантианцы, прагматисты, инструменталисты и т. п.) объявляет самую постановку вопроса о существенном для самого предмета вопросом «трансцендентным». С его точки зрения, можно говорить лишь о том общем, которое существенно для той или иной цели рассматривающего субъекта. Критерий различения существенного от несущественного целиком переносится таким образом в субъект, объявляется продуктом воли и сознания, целей и потребностей субъекта. Задача выявления такого общего, которое выражало бы объективное существо самого предмета, объявляется задачей неразрешимой.
Гегель решает трудность чисто идеалистически, в духе Платона, в том смысле, что первоначальное всеобщее, служащее критерием для отграничения того круга явлений, от которых затем отвлекается общая их форма, должно быть найдено в самом «чистом» мышлении, обосновано, исходя из природы «чистого» мышления. Этим последним основанием у него оказывается система категорий, выражающих ступени развития абсолютной идеи.
Но этим трудность, конечно, никак не разрешается. И сам Гегель, полагая, что он отправляется в исследовании, скажем, права или собственности от абсолютно рациональных оснований, не зависящих от субъекта, на деле черпает эти основания из ходячих буржуазных представлений своей эпохи.
