О диалектике абстрактного и конкретного в научно-теоретическом познании | страница 3
Если объективная истина есть «такое содержание наших представлений, которое не зависит ни от человека, ни от человечества», и если логика есть наука о формах и путях достижения именно такого содержания, то с самого начала следует подчеркнуть, что о теоретическом мышлении в строгом смысле этого слова следует говорить не в тех случаях, когда налицо вообще акт абстрагирования, но лишь в тех случаях, когда абстрагирование производится с сознательной целью достигнуть с его помощью объективной истины, когда оно с самого начала выступает как вполне сознательный шаг на пути к постижению конкретного.
Нам думается, что никак невозможно, не отступая от марксова понимания этих категорий, говорить, что спецификой человеческого мышления (а тем более научно-теоретического) является абстрактность.
Абстракция абстракции рознь. Бессознательные абстракции производят и животное. Каждое слово выражает собой лишь общее, содержит в себе абстракцию. Но слово еще не есть понятие, речь еще не есть мышление. [43] В противном случае, как остроумно заметил Фейербах, величайшие болтуны были бы величайшими мыслителями. Мышление есть нечто большее, чем простой пересказ явлений, чем простое выражение «общего». Для мышления характерно внутреннее единство абстрактности и конкретности, аналитического и синтетического моментов.
Материализм XVII–XVIII веков никогда не мог четко расчленить психологический и гносеологический планы рассмотрения явлений познания. Поскольку понятие конкретности при этом обязательно связывалось с признаком чувственной наглядности, с тем, что можно непосредственно увидеть, ощупать, осязать или обонять, то есть с единичными вещами, постольку специфичным свойством мышления он и считал абстрактность. Это понимание особенно резко проявляется у сенсуалистов — у Локка, Гельвеция и др.
В этой связи и понятие рассматривалось им как термин, в котором удержано, зафиксировано лишь то общее, одинаковое, что можно увидеть в целом ряде (роде, классе) единичных вещей. А это уже с неизбежностью вело к чисто номиналистической позиции в логике. Из науки о формах отражения объективной истины логика при этом необходимо превращалась в свод правил оперирования терминами, суждениями и умозаключениями, толкуемыми чисто формально.
С этой точки зрения мышление действительно никогда не может быть конкретным. Оно навсегда обрекается на движение в сфере абстракции, в сфере общего, одинакового, не специфичного ни для одного из индивидуальных предметов рассмотрения. Конкретность в этом понимании подвластна лишь непосредственной чувственности. Критерием истинности связи общих понятий между собою неизбежно оказывается непосредственная чувственная достоверность или формально-логическая правильность. Тем самым исследователь ориентируется такой теорией познания на грубый эмпиризм.