Проблема абстрактного и конкретного в свете "Капитала" Маркса | страница 11
И если такому — мнимоконкретному, а на деле сведенному («редуцированному») к своей роли в составе целого — индивиду кажется, что над его судьбой теперь приобрели полную власть некие безличные Абстракции, которые управляют им, как марионеткой, то на деле его привязывает к другим таким же индивидам именно его односторонность. Как болт не имеет никакого смысла без гайки, без отвертки и гаечного ключа и т. д., так и токарь — без литейщика и без пекаря, без инженера и т. д., и эта их конкретно-всесторонняя зависимость выступает в их сознании как власть Абстрактного над каждым из них.
На деле — это сила подлинной конкретности («тотальности», «внутренне-расчлененного целого») общественного организма и слабость подлинной «абстрактности» (т. е. крайней односторонности, частного и частичного характера и деятельности, и ее продукта) индивида.
Тут-то и проявляется все диалектическое коварство ходячих — недиалектических — представлений об «абстрактном» и «конкретном».
Реально-абстрактный (узко-частичный, односторонне-развитый) индивид продолжает мнить себя «конкретной личностью» на том законном основании, что он — единичный, чувственно воспринимаемый, воочию и наглядно данный созерцанию человек — это неповторимое «Я». И если согласиться с этой его иллюзией, то придется согласиться и с тем, что он — раб Абстрактного, что над ним господствует Абстрактное.
В самом деле — его «конкретный труд» получает смысл и общественное признание лишь постольку и в той мере, в какой он представляет известную порцию «абстрактного труда», является формой выражения и «воплощения» этой своей противоположности — Абстрактного.
А «абстрактное» в лексиконе человека, не знакомого с диалектической философией, это синоним понятия, синоним «мыслимого». Отсюда очень легко и получается взгляд, что над миром (по крайней мере над социальным миром) господствует Понятие, Идея, Мысль. Поэтому-то эмпирик, презрительно фыркающий на «гегелъянщину», на гегелевские «вывернутые» понятия, сразу же оказывается полнейшим рабом гегелевских заблуждений, как только он ясно и четко осознает в своих категориях ту фактическую ситуацию, внутри которой он живет, принимая ее за само собой разумеющуюся и «естественную» организацию мира.
Ведь и в самом деле внутри этого мира произошло реальное «перевертывание», благодаря которому каждый «конкретный» индивид и его работа играют лишь роль «абстрактного момента», т. е. имеют смысл лишь как частичные «воплощения» Абстрактного («абстрактного труда» и тому подобных форм выражения общественных зависимостей).