Наука логики | страница 31
Это та самая особенность человека, которую молодой Маркс — и именно в ходе критики Гегеля — обозначил следующим образом:
«Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает самоё свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания, его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с которой он непосредственно сливается воедино»[19].
Поскольку Гегель рассматривает эту реальную особенность человеческой жизнедеятельности исключительно глазами логика, постольку он и фиксирует ее лишь в той форме, в какой она уже превратилась в схему мышления, в «логическую» схему, в правило, в согласии с которым человек уже более или менее сознательно строит свои частные действия (будь то в материале языка или в любом другом материале).
«Вещи» и «положение вещей» (дел) вне сознания и воли индивида («Dinge und Sache») и фиксируются им внутри этой схемы исключительно как ее «моменты», как «метаморфозы» мышления («субъективной деятельности»), реализованного и реализуемого в естественно-природном материале, включая сюда и органическое тело самого человека. Поэтому особенность человеческой жизнедеятельности, описанная выше словами Маркса, и выглядит в гегелевском изображении как «осуществляемая» человеком схема мышления.
Реальная картина человеческой жизнедеятельности в ее реальных особенностях и получает здесь перевернутое, с ног на голову поставленное, изображение.
В действительности человек «мыслит» в согласии с этой схемой потому, что такова его реальная жизнедеятельность. Гегель же говорит наоборот: реальная человеческая жизнедеятельность такова потому, что человек мыслит в согласии с определенной схемой. Естественно, что все реальные определения человеческой жизнедеятельности — а через нее — и «положения вещей» вне головы человека, фиксируются здесь лишь постольку, поскольку они «положены мышлением», выступают как результат мышления.
Естественно — ибо логика, специально исследующего мышление, интересует уже не «вещь» (или «положение вещей») как таковая, как до, вне и независимо от человека с его деятельностью существующая реальность (последнюю рассматривает вовсе не он, логик, а физик или биолог, экономист или астроном), а «вещь», как и какой она выглядит в глазах науки — т. е. в результате деятельности мыслящего существа, «субъекта», в качестве