Нет, конечно. Мы не знаем культуры, которая бы восхваляла и воспитывала в детях жадность (как и вообще любые пороки). Но суть в акцентах, оттенках, нюансах. Одно дело воспитывать щедрость, а другое — разумную доброту. Можно призывать снять с себя последнюю рубашку, а можно — отдать излишек. Скряги и скупцы осмеиваются в самых разных культурах, но согласитесь, расчетливость и бережливость не у всех народов фигурируют в числе главных добродетелей. Помните? Слова про «умеренность и аккуратность» Грибоедов вложил в уста Молчалина.
Но вернемся к сцене в песочнице, наблюдая которую мы оценили поведение матерей как совершенно правильное, что называется, «педагогическое», и попробуем представить себе, какую оценку дали бы этой сцене «независимые наблюдатели», исповедующие другую этику. Скажем, протестантскую. Им бы поведение взрослых, вероятно, не показалось бы столь безупречным. Прежде всего они вряд ли одобрили бы вялую реакцию матери обидчика, которая ограничилась словесным замечанием, а не поспешила отнять у сына чужую игрушку. С другой стороны, их могли бы неприятно поразить слова " вечно ему надо чужое схватить», ведь в культурах, в которых осуждается малейшеее посягательство на собственность, это очень тяжкое обвинение. В рамках протестантской этики куда тактичнее прозвучала бы фраза типа «Не понимаю, что на тебя сегодня нашло?», подчеркивающая случайность, неожиданность происшедшего.
Но вот что особенно интересно. Быть может, наибольшие нарекания вызвала бы другая мать, которая, с нашей точки зрения, повела себя в данной ситуации безупречно. На ее глазах по отношению к ее ребенку был грубо попран закон, который по–английский кратко можно сформулировать словом «privacy». А по–русски даже трудно перевести (на что уже не раз обращали внимание наши публицисты). Скажем так: privacy — это неприкосновенно–интимно–собственное. А мать? Она же еще и «баллон катит»! «А ты не жадничай!» Хотя причем тут жадность? Он протестует против посягательства на свою собственность.
Но промахи матери на этом не кончаются. Мало того, что она не помогает сыну вернуть игрушку, так еще и совершает откровенное насилие над его волей. Какова ее последняя реплика? «Ты поделился, и с тобой делятся». А ведь он ее не уполномачивал за себя решать. Он — не поделился! Она за него все решила и насильно назначила его щедрым. Разве это не нарушение прав ребенка?
Мы разобрали здесь два столь разных подхода к одной и той же ситуации вовсе не для того, чтобы определить, «кто самее». Нам хотелось на простом примере показать другое: глубинные, архетипические различия культур проявляются буквально на каждом шагу, начиная с первых шагов ребенка. И очень многое в жизнеустройстве целого общества, государства, в структуре власти и т.п. есть отражение, пусть в более сложном виде, таких вот архетипических моделей поведения.
