Глаза с удовольствием отыскали груду камней, призывно лежащих возле печи с этой стороны. Проворнее козы, я проскакала в мойку и, вернувшись с полной кружкой, присела и пару раз облила камешки, восторженно глядя на взметнувшийся к потолку пар. Отличненько! Сейчас немножко постоит и можно заносить болезного!
Я вернулась в мойку, полностью довольная собой и закрыла дверь поплотнее. Так, мне нужно разобраться с вениками. Они оказались уже запарены в двух больших тазах на полу, один березовый, второй, кажись, из липы. Я бы предпочла дубовый... Но... Чем богаты, тем и рады!
С удовлетворением проинспектировав орудия пыток, я занялась главным - помывкой. Не знаю, кто как, а я сначала моюсь, а уж затем иду в парилку, что бы если мне станет плохо (организм у котенка слабый!) , то можно было бы не беспокоясь, уйти в дом. Никогда не понимала тех, кто с удовольствием попариться, а потом, на последнем издыхании, моется! Сердце в горле стучит, в голове дурман, желудок к горлу...
Бр - р - р- р!
Черте что! Я сначала, так сказать, обязательную программу выполняю, а уж затем - произвольную... (извините, анекдот вспомнила). О чем это я? Ах, да! С головой у меня трудностей не возникло, хоть и пришлось волосы простирнуть каким-то хвойным мылом, лежавшим на полочке не прилично большим куском. Холодная вода стояла справа от входной двери в бочке, ничем не отличающейся от той, что пристроена к печке. Ополоснув их и завязав в тяжелый узел, я перешла к следующей проблеме. Мыться в трусах и лифчике дело глупое и неудобное.
Мыться одетой - кошмар!
А мыть этого парня голой я отказывалась категорически!
- Значит, сначала моем этого парня, потом его - в парилку, а сами (быстренько и целомудренно) раздеваемся и споласкиваемся. О, кей? - предложил мозг, и я согласно закивала, как китайский болванчик.
Парень стал потеплее, но признаков жизни не подавал. Дышал очень тихо, практически незаметно, и на прикосновения не реагировал. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, я окатила его водой, заранее разведенной с этой целью в тазу. Потом, запретив себе следить за тем, как струйки воды обрисовывают его мышцы ( мамочка моя, родная! Я сейчас его съем!), мужественно намылила вихотку и, полуприкрыв бесстыдные глазки, взялась за дело.
Терла я его от души, хотя руки так и жаждали вцепиться в упругую кожу без каких либо мешающих деталей. Если оттирание груди было сущим мучением, то намыливание ног стало для меня просто пыткой. Я целомудренно накрыла это, смущающее меня, место одной из вихоток, но помогло это мало (на мой скромный взгляд. Или не скромный?). И, сколь неохотно я спускалась вниз по правой ноге, столь же быстро и неосознанно я поднялась по левой до бедра. При этом, гадкий и нехороший мозг, вместо того, чтобы блюсти наши честь и достоинство, грязно намекал на все, что можно было бы сделать с этим чертовски привлекательным мужским телом, причем абсолютно безнаказанно!
