В доме Мендла на портного смотрели как на святого, и на его работу — как на святую работу. Тишина царила в корчме, когда портной сидел там и шил одежду для Шлоймеле. Никто не сомневался, что эта одежда спасет мальчика от всех бед, защитит его, пока он будет вдали от дома, среди чужих людей.
* * *
В субботу, перед самым отъездом, Шлоймеле сидел в комнате на деревянной скамье и учил Гемору. Родители уже спали. Старая Маруся позвала к себе Двойру, нарядила ее в самое красивое зеленое платье, белую рубашку, остроконечный чепчик, закрывавший уши, и белый вышитый фартук. Затем сунула ей в руки грушу и яблоко и отправила к Шлоймеле. А сама села за дверью и стала смотреть в щелку. Двойреле, увидев мужа, остановилась на пороге, приложила пальчик к губам и скомкала свой белый фартук. Шлоймеле быстро взглянул на нее и продолжал заниматься. Вдруг жена подошла к нему, встала рядом. Шлоймеле закрыл тяжелую книгу.
Долго муж и жена смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Вдруг Двойреле тронула кисть на его длинном талесе:
— Уезжаешь?
— Да! — кивнул Шлоймеле.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Я должен ехать в ешиву, учиться. Раввин велел.
— Когда ты вернешься?
— Когда вырасту. Когда буду знать всю Тору. Девочка помолчала. Потом сказала:
— Я хочу к маме, домой.
— Тебе нельзя к маме. Ты должна остаться здесь. Ты ведь принадлежишь мне по закону Моисея и Израиля.
— Я не принадлежу тебе.
— Помнишь, мы стояли под свадебным балдахином, когда открывали синагогу? Я надел тебе тогда кольцо на палец.
На это Двойреле нечего было возразить.
— Но я все равно хочу домой. Я не останусь тут, — сказала она, наклонив голову.
— Почему?
— Так.
— Почему так?
— Потому что ты уезжаешь.
— А если я что-нибудь тебе привезу, ты останешься?
— Что привезешь?
— А что ты хочешь?
— Золотые туфельки, как у твоей мамы, на высоких каблуках.
— Хорошо, привезу.
— С золотыми застежками?
— Да. А ты не уйдешь домой?
— Не уйду. Я даже плакать не буду.
— Я люблю тебя, — сказал Шлоймеле и погладил ее по голове.
— И я тебя люблю, — отозвалась Двойреле и потянула кисть на талесе.
Они помолчали.
— Хочешь яблоко?
— Да.
Двойра вынула из кармана фартука яблоко и протянула Шлойме.
— Откуда оно у тебя?
— Маруся дала. Тебе яблоко, а мне это. — Девочка вынула из другого кармана грушу.
Они сидели рядом на скамейке, лакомились фруктами.
— На, попробуй грушу, — говорит молодая жена.
— А ты попробуй яблоко, — говорит юный муж.
* * *
Наутро, лишь только первые розовые лучи осветили полнеба, сняв с мира покров темноты, возчик Гилел подкатил на кибитке к крыльцу. Из корчмы начали выносить подушки и одеяла, мешочки с едой и бочонки с водкой, приготовленные для долгого пути из Злочева в Люблин. Дорога предстояла в две-три недели. В кибитке сидел Хаим-почтарь или, как его называли, Хранитель Израиля. Он должен был защищать в пути от разбойников. Хаим, высокий сильный мужчина, умел ездить верхом и единственный во всем местечке знал, как обращаться с ружьем и порохом. На груди и на спине у еврейского стражника висело по ружью, на широком поясе — пороховница.
