Лай собаки заставляет его поднять голову.
— Медор!
Кто бы это мог там идти? Верно, кто-то свой, потому что собака, не подчинившись окрику хозяина, радостно кинулась к лесу. А-а-а, да это дядюшка!
У края виноградника остановился маленький черноволосый человек лет пятидесяти, не брившийся по меньшей мере уже целую неделю. Он нетерпеливо поглядывает на медленно приближающегося к нему Беро.
— Поторапливайся!
— В чем дело? Дома что-нибудь случилось?
— Нет…
Роже Беро пускает на листья более сильную струю сульфата и начинает шагать быстрее. Дядюшка, ожидая его, перебирает и взвешивает на мозолистых ладонях кисти винограда, уже начинающие зацветать.
— Союзники высадились сегодня в четыре утра!
— Откуда ты знаешь?
— Сосед зашел сказать. Говорит, передавали по радио…
Роже Беро, закрыв распылитель, наскоро вытирает руки о подол рубахи.
— Вот это здорово!
— Что ты думаешь делать? — спрашивает дядюшка, глядя, как Беро снимает с себя опрыскиватель.
— Не знаю еще, но мне нужно идти домой.
Дядюшка не спеша надевает на себя медный аппарат и прилаживает ремни к плечам.
— Какие ряды еще остались?
— Два крайних. Не расходуй зря сульфат.
* * *
Целых три года ждал Роже Беро этого дня. Попав в плен к немцам при разгроме армии в июне 1940 года, он через два дня бежал. Беро мечтал вернуться на свой маленький хутор, который вынужден был покинуть в день мобилизации. Увлекаемый потоком отступавшей, лишенной офицеров армии и лавиной бегущего в панике населения, он понимал только одно: война, которой он не хотел, для него окончена. Он мог теперь свободно возвратиться домой.
Беро, покрыв расстояние в пятьсот километров — пешком, на велосипеде и однажды даже на лафете так ни разу и не выстрелившей пушки, — надеялся обрести в своих родных краях покой и тишину. Но ему это не удалось: он был присоединен к остаткам полка, стоявшего лагерем вдоль реки Дордонь. Беро снова бежал, но какой-то капитан задержал его на мосту в Бержераке. Его отвели в казарму, а затем из Бержерака отправили в Перигё, а из Перигё — в Брив, пункт его мобилизации. После недели томительного ожидания Беро разрешили сменить военную форму на гражданскую одежду.
Наконец, он попал домой и снова увидел свою жену Сидони и сынишку Милу, которому пошел уже седьмой год. Луг еще не был скошен. Зерновые ожидали уборки. Не дав себе передышки, Роже Беро сразу принялся за работу. Он не пытался вникнуть в смысл событий, которые потрясли его страну. Перемирие было подписано. Газеты каждый день твердили о «возвращении к земле». Для Беро этого было достаточно.
