Бюрхард рассказал сестре о визите. Они долго советовались — риск выходил большой. Вскоре должны были привезти малышку Берту… Сестра заложила домик и сад, Бюрхард намалевал вывеску. Помещение сняли в Квартале Чепчиков — издавна там селились шарлатаны, астрологи и гадалки. «Предсказания будущего через портрет. Всего сто миттелькрейцеров! За ошибку предвидения возвращаются деньги». Горожане долго раскачивались, но быстро вошли во вкус.
Мастер Швальб стал фигурой модной. Его приглашали на те вечеринки, куда не пускают жен, жали руку и пили на брудершафт. Семья Бюрхарда переехала в новый, просторный дом. Головные боли исчезли — художник делал до десяти портретов за день и не страдал. Пару раз случалось, что заказы не выходили, но все нарисованное сбывалось. Самое время осесть, остепениться, жениться на обеспеченной девушке из хорошей семьи, говорила сестра. Бюрхард поддакивал или молчал. Он вообще разговаривал мало. Бледность лица и обвислые щеки вызывали тревогу. Скорее всего, виновата была усталость, но и счастливым господин предсказатель себя не чувствовал. Дело точило его, тревожило, как песчинка под веком. Будто не он рисовал портреты, а уверенная рука водила мастером Швальбом, словно заточенным угольком.
…Портрет Магды Гутманн заказал ее муж, преуспевающий булочник. Когда женщина вошла в мастерскую, стала ясна причина. Мягкие губы, смуглые пятна на белой коже, затаенное счастье в глазах. И спелый, словно арбуз, чудесный круглый живот. Магда застенчиво объяснила художнику:
— Муж хочет знать, кто родится. Вдруг мальчик. Первенец.
Расторопный слуга подставил клиентке кресло и раздвинул шторы, чтобы свет озарял модель. Бюрхард встал за мольберт и прищурил глаза. Он давно освоился наблюдать, как сама по себе заполняет бумагу рука. И пока ломкий уголь размечал лист, Бюрхард медленно думал. Об ужине — наваристом супе с мозговой косточкой в желтом бульоне. О белокурой красотке Труди… или Тильди? Сестра зазвала на смотрины очередную невесту. О картине «Дары волхвов» — три царя, три лица, три оттенка одного чувства… вряд ли ляжет на холст… нет времени.
Бюрхард глянул на лист. Стол с привязанной женщиной. Вскрытое чрево, как большой некрасивый рот. Угрюмый доктор держит обвислое тельце ребенка. Смерть.
Магда Гутманн заметила пристальный взгляд и улыбнулась:
— Может лучше распустить волосы? И прошу, не рисуйте веснушки.
Уголь в пальцах дрожал от нетерпения. Бюрхард знал — картина еще не закончена. Нужен таз, куча тряпок в углу, тень на двери… Врешь, скотина, я здесь художник!!!
