И теперь, пытаясь восстановить всю фигуру Ильича, как-то невольно крепнет мысль, что умереть он не мог, умерло его тело, мы его похороним, но ведь он не человек, как каждый из нас. Он олицетворяет весь рабочий класс, всю мировую пролетарскую революцию, а она, конечно, умереть не может. Ведь Ленин именно велик тем, что он создал ленинизм и весь этот ленинизм без остатка сделал достоянием всего рабочего класса. Вся его 30-летняя деятельность была претворенным в жизнь всего рабочего класса революционным марксизмом. Это дело уже никогда умереть не может.
У великой могилы. М., 1924. С. 164–165
Ф. МИЗИАНО
ВСТРЕЧИ С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ
Писать о Ленине — трудная и ответственная задача. Тысячи людей, десятки, сотни тысяч посвятили ему бесчисленное множество строк. В России, Англии, Италии, Франции, Америке, Уругвае, Конго — во всех углах мира миллионы людей думают о нем, изучают его мысли, его жизнь, живут великой надеждой, зажженной его словом, учением.
Что можно прибавить к тому, что уже написано и сказано о Ленине? Никого так не хвалят и не ругают, как Ленина, ни о ком не говорят так много хорошего и так много плохого, как о Ленине. В отношении Ленина не знают середины, он — либо воплощение всех добродетелей, либо — всех пороков. В определении одних — он безгранично добр, а в определении других — до крайности жесток.
В этих определениях отразилась та четкая, резкая, отрубленная, непримиримая классовая грань, которую устанавливал Ленин. Не знали середины в отношении к нему потому, что и он сам не знал ее. Никаких соглашений, компромиссов, открытая, ожесточенная, неумолимая классовая борьба с наступлениями, натисками, траншейными боями, обходами, отступлениями, но не сдачей. Ленин не знал внеклассовых чувств, про него нельзя сказать, что он был просто добр или зол. По отношению к нему нельзя обобщать этих и других понятий. Добр, когда интересы его класса это разрешали, зол, когда они этого требовали. И так во всем остальном.
Помню Ленина еще по Цюриху. Я тогда часто захаживал в ресторан Народного дома. Там подавались обеды трех категорий: за 1 фр. 25 сант. — «аристократический», за 75 сант. — «буржуазный» и за 50 сант. — «пролетарский». Последний состоял из двух блюд: супа, куска хлеба и картошки. Ленин неизменно пользовался обедом третьей категории, тратил на обед 50 сант., то есть 1/2 франка (по тогдашнему курсу около 18 коп.).
Товарищи обратили мое внимание на этого странного человека с видом мыслителя и конспиратора. Он всегда садился в угол залы, читал, думал, делал заметки на папке, лежавшей у него на коленях и служившей ему в этих случаях столом.
