Потому, когда я был в Лондоне, мне угрожала опасность стать объектом культа. Я понял это по тому, как архитектор обходился со мной. Он человек с серьезным характером и суждением. Но он смотрел на меня, как на что-то чудесное. То, что я вернулся, не слишком удивило его, но то, что я провел в Лондоне несколько недель, что я дышал лондонским воздухом, что даже соприкасался локтями с жителями Лондона, шокировало его. Он воспринимал этот мой отпуск, эти дни комфорта и безопасности, как акт редчайшего мужества. Такая на первый взгляд абсурдная оценка объяснялась очень просто. Когда все казалось потерянным, Англия оставалась единственным источником надежды и тепла. Для миллионов европейцев в ночи она была огнем веры, и все, кто приходил и приходит к этому огню, попадали в ореол этой веры. У мусульман паломник, посетивший Мекку, получает титул «хаджи» и носит зеленую чалму. Я тоже «хаджа». У меня есть право на зеленую чалму в порабощенной Европе. Мне это казалось довольно абсурдным, потому что у меня нет ни малейших религиозных чувств, но также и потому, что я как раз возвратился из Лондона. И моя точка зрения была прямо противоположной.
Этого восхищения достойны как раз те, кто живет во Франции. Голод, холод, реквизиции и казни, к которым мы здесь привыкли, глубоко воздействовали на воображение и чувства людей, живущих по другую сторону Ла-Манша. Тех, кто борется в движении Сопротивления, окружает почти мистическая аура. Если бы я сказал об этом нашим людям, они пожали бы плечами. Никогда женщина, которая ворчит часами в очередях, плачет от бессилия, из-за того, что не может прокормить своих детей, проклинает правительство и врагов, забравших от нее мужа и отправившего его в Германию, унижается перед молочником и мясником ради капли молока и унции мяса, никогда такая женщина не поверит, что она что-то выдающееся. И парень, который каждую неделю со старым чемоданом, полным подпольной литературы, радист, который передает наши сообщения, девушка, которая печатает мои донесения, священник, который снабжает нас информацией, доктор, который лечит наших раненых, и, прежде всего Феликс и Бизон, — никто из этих людей не считает себя героями, и я тоже не считаю.
Субъективные мнения и чувства не имеют никакого значения. Правда состоит только в действиях. В часы досуга я хочу какое-то время вести учет фактов, которые я, как человек, занимающий хорошую для наблюдения позицию, могу узнать о Сопротивлении. Позднее, в перспективе, эти собранные подробности составят в целом кое-что и дадут мне возможность вынести суждение.
