«— КГБ следил за Вами? — Еще как следил. Это длилось шесть лет и два месяца, шесть лет и два месяца меня всюду преследовала толпа мужиков. Знаете ли Вы, как это было? Представьте: три смены наблюдателей каждый день, и каждый пишет отчет. Только денег, потраченных на бензин, хватило бы мне до конца жизни. В архиве КГБ лежит мое досье: дюжины томов. Макулатура, только макулатура.
— Сколько людей обычно следили за Вами?
— Обычно восемь. Только если происходило что-то особенное, например, когда приезжала миссис Тэтчер, их было 12. КГБ, вероятно, боялся, что журналисты захотят вступить со мной в контакт.
— Как вели себя эти мужчины по отношению к Вам?
— Они были вежливы. Мы ведь, в конце концов, годами были вместе, понимаете? Зачем им было мучить меня? И потом. я была так одинока, что иногда радовалась, видя знакомые лица, даже если это были лица моих стражников. Я ведь жила как под стеклянным колпаком. Я была изолирована, вытолкнута из жизни — жена шпиона. Вокруг меня был вакуум: можно кричать, можно бегать вокруг, носясь как таракан, но никто не слышит тебя. Все, что имеет значение, это слова: «Она жена шпиона.» Это как клеймо, которое нельзя смыть.
— Вас травили?
— Не только меня. но и моих детей. И изменилась совершенно не только наша жизнь, но и жизнь матери Олега. Сразу после смертного приговора она позвонила мне, ей было уже восемьдесят лет, и ей нужно было идти для проверки здоровья в поликлинику КГБ: «Ах, Лейла, когда я там сидела и ожидала своей очереди, по громкоговорителю объявили: «Следующая — Гордиевская!» И все пенсионеры отвернулись и отодвинулись от меня, глядя с ужасом. Они все знали. Как мне, старой женщине, жить с таким позором?» Я, конечно, успокоила ее, но я и сама не была убеждена в моих аргументах.
— У Вас никогда не было чувства, что Ваш муж Вас опозорил?
— Да, из-за детей. Наш дом в Москве это дом КГБ. Все отцы работают в разведке. Дети ходят в одну школу. У моих дочек была куча подружек. Однажды вдруг никто не захотел с ними играть. Тогда я спросила пятилетнюю крошку: «Почему ты больше не хочешь играть с Машей?» Она ответила: «Моя мама сказала, что я должна забыть Машу.» Тогда я взяла детей и увезла к моей матери. Там они хотя бы могли ходить в школу, где их никто не знал.
— А за счет чего Вы жили все эти годы?
— За счет пенсии моего отца. Мы все жили за его счет: он сам, моя мать, мои дети и я. Я не могла зарабатывать, мне не давали работы. Я была женой западного шпиона. Я даже не могла продать нашу мебель. Вплоть до последней ложки для обуви все было переписано. Даже нашу машину они арестовали. И тот самый следователь, который арестовал машину, украл ее из гаража, катался на ней полтора года, а потом продал.
