Голос его снова стал холодным, однако уходить он, по всей видимости, пока не собирался. Аманда попыталась найти подходящую тему для разговора.
— Почему Салли не участвует в скачках?
— Он, пожалуй, лучший наездник в этих краях, но он слишком крупный и тяжелый. С ним лошадь не может показать, на что она способна. Поэтому он тренирует лошадей, а другие их показывают.
— Как это должно быть… обидно. Не иметь возможности делать то, что любишь больше всего.
— Сочувствуете? Салли ненавидит сочувствие. А если говорить о том, что он больше всего любит, так это «Славу». Пока у Салли есть «Слава», он счастлив.
— Но она же ему не принадлежит. Я имею в виду…
Черт, и зачем она это сказала!
— Я понял, что вы имеете в виду. — В его бесстрастном голосе зазвучали сардонические нотки. — Да, «Слава» принадлежит Джессу. Он волен распоряжаться ею как хочет, отдать или завещать кому захочет. Все здесь это знают. И Кейт, и Салли, и Рис, выросшие здесь и вложившие в «Славу» свою душу, могут в один прекрасный день оказаться без крова, если Джессу так заблагорассудится. И уж если Джесс выскажет свое желание вслух, во всем штате не найдется такого судьи, который мог бы его распоряжение отменить. Вы это хотели знать?
Аманда промолчала, а когда заговорила, то сама испугалась, услышав, как дрожит ее голос.
— Вы, конечно, не поверите, но… мне не нужна «Слава». И деньги мне не нужны. Все, что я хочу, — это вернуть свое прошлое. И свое настоящее имя.
Уокер невесело улыбнулся.
— Вы правы. Я этому не верю.
Она не слишком удивилась, лишь почувствовала внезапный укол… чего? Боли?
— Ну почему вы не можете этому поверить? Почему у меня обязательно должны быть корыстные намерения?
— Наиболее правдоподобные мотивы чаще всего и оказываются достоверными. Алчность же среди них — один из самых вероятных. Не буду рассказывать вам, сколько я видел вполне нормальных людей, преданных родственников, которые начинали ссориться насмерть из-за завещания своего дорогого усопшего. Для меня отсутствие громких протестов при чтении завещания — исключение, а не правило.
— Пусть так. Но неужели вы не можете допустить, что для меня существует нечто более важное, чем деньги?
Аманда неожиданно осознала, что мнение этого скептически настроенного адвоката слишком много для нее значит. Когда это произошло?
— Я мог бы это допустить, — ответил он все тем же сухим бесстрастным тоном, — если бы во всем остальном вы говорили правду. Но это ведь не так, Аманда. Ваша история полна белых пятен, ваши воспоминания туманны, ответы уклончивы, а уж о том, как вы жили эти двадцать лет, можно только догадываться. Вы появились совершенно неожиданно, неизвестно откуда, без конца говорите о потере памяти, в то время как на карту поставлено огромное состояние. Продолжать дальше?
