Первым на трибуну поднимается хозяин ранчо. Он говорит о том, что за годы жизни в пустыне, в полном одиночестве, слух его обострился до предела. Поэтому он услышал шум автомобиля бандитов сразу после того, как они свернули с шоссе. Он не жаловал гостей даже днем, не то чтобы ночью. Поэтому вскочил с постели, соорудил что-то похожее на спящего под одеялом человека, снял со стены винтовку и поднялся на чердак, захватив с собой и лестницу.
Ночные гости действовали решительно. Напарник клоуна всадил в «спящего» всю обойму своего крупнокалиберного пистолета. Клоун при этом издавал ликующие крики победителя.
— А теперь, друзья мои, улыбнитесь! — обратился к ним ковбой сверху, откинув люк в потолке, когда понял, что пистолет убийцы разряжен полностью.
Расправа была мгновенной. И сейчас нам ничего не оставалось, кроме как выполнить обряд захоронения, что мы и сделали.
Эта информация, безусловно, была очень интересной, но меня интересовало другое, и гораздо больше: что связывало его и Мартини Фузиту. Но как только я собирался навязать ему сюжет нового рассказа, ковбой остановил меня:
— Минутку! Друг мой, расскажите о себе!
Тон его довольно категорический.
Вот пришла и моя очередь подниматься на трибуну. Свою речь, посвященную наследству старого бедного профессора, я уже знаю наизусть, и мог бы даже выступить с ней со сцены Олимпии. Рассказываю о том, что я и еще несколько моих друзей прибыли вместе с наследником, чтобы помочь ему. Но какая-то банда напала на наш след и пытается расправиться со всеми, кто приближается хоть чуть-чуть к тайне малышки Мартини. Рассказываю о налете на нотариуса, об убийстве отца Мишикуля и его служанки, показываю фотографию Мартини. Ковбой молчит. Когда я готовлюсь сойти с трибуны, он достает из кармана горсть табачных листьев и начинает их жевать. И жует с таким важным видом, с каким даже сама королева Элизабет II Английская никогда бы не жевала.
Казалось, он анализирует мои откровения.
— Ах, эти чертовы камни, — начал ругаться ковбой. — Кажется, лопнул задний скат. Парень, посмотри одним глазом, что там случилось?
Вряд ли найдется другой, более обходительный со стариками, чем я. Поэтому без всяких задних мыслей выхожу из «джипа». Но не успеваю сделать и двух шагов, как тачка ковбоя срывается с места с такой скоростью, какую только мог выдать ее сифилисный двигатель.
Старик на прощанье делает мне знак рукой с торчащим вверх средним пальцем, чтобы показать мне, как он наколол меня.
