— Значит, вы шеф парижской полиции?
— В данный момент, да! Но чувствую, что если и дальше буду продолжать колесить по планете, чтобы улаживать дела своих друзей, то меня уволят. Мои поступки слишком ортодоксальны для моих обязанностей. Правда, президент Республики относится ко мне неплохо... Только вот президенты приходят и уходят, а флики остаются...
Она провела своей нежной рукой по моему гульфику, проверяя все ли на месте.
— Чем займемся, вернувшись к себе?
— Я украл у вас, дорогая, столько времени!
Она трогает с места так же стремительно, как Сан-Антонио бросается в любовь.
— У меня появилась идея, моя сладенькая. Не могли бы вы доставить меня на стоянку такси?
— Стоянка такси! Куда прикажете?
— Вестчестер.
— О'кэй!
Такая услужливость меня покоряет. Ты понимаешь? Я ведь еще и не трахнул ее по-настоящему. А что же будет, если я доведу ее до оргазма?
— Но я не могу воспользоваться вашей добротой, любовь моя. Вам надо отдохнуть. Завтра появится ваш босс и, значит, пуговичка на ваших шортах должна быть на месте.
Она улыбается.
— Не будьте так щепетильны! Мне приходилось проводить ночи и похуже, да еще в компании отвратительных мне людей.
* * *
Я, конечно же, не могу сидеть спокойно рядом с такой отзывчивой девушкой и предлагаю своим рукам обширное поле деятельности.
Анжелла не выдерживает моих посягательств и шепчет:
— Если вы будете продолжать, я вынуждена буду остановиться.
Поскольку я очень тороплюсь, то прекращаю свои замысловатые движения. Меня не покидают мысли о святом отце. Если агрессоры Джеймса Смитта прекрасно информированы о всех моих действиях, то, несомненно, они знают и о моем визите в святую обитель. Они уже могли побывать и там, чтобы допросить отца Мишикуля.
Вот и церковь. Из приоткрытых дверей с горящими в темноте глазами на ночную прогулку украдкой выходит кот.
Толкнув дверь, я вхожу в коридор. Сердце, как пишут в романах, сжимается от ужасного предчувствия.
Буквально ворвавшись в комнату, я вижу происшедшее: передо мной распятая на столе Граc. Ее задушили банным полотенцем. Но этого садистам показалось мало: они сунули в ее рот палку, обернутую бумагой, и подожгли.
Анжелла охает и теряет сознание.
Я с трудом привожу ее в чувство и вывожу на двор, усаживаю на садовую скамейку.
— Подожди меня здесь, дорогая. Я недолго! — обещаю я ей, прежде чем вернуться в церковный приход.
Мишикуль лежит на своей кровати в тонкой ночной рубашке и кальсонах, — такие носил зимой мой папа.
