— Нет, — предприняла Карсон последнюю попытку его остановить.
— …я ее люблю.
— Черт! — вырвалось у Карсон.
Обри Пику радостно рассмеялся.
— Обожаю романтику. Дай мне свой номер сотового, и человек с товаром позвонит в течение двух часов, чтобы сказать, где и когда его можно получить.
— Обри Пику, мне очень хочется заставить тебя съесть эти розы, — Карсон затрясла «Французским ароматом» и «Черным бархатом» перед лицом старика.
— Учитывая, что они пропитались запахом твоих сладких ручек, подозреваю, я получил бы удовольствие.
Она бросила розы на землю.
— Раз так, я хочу попросить тебя еще об одной услуге. Одолжи нам деньги на покупку оружия.
Обри рассмеялся.
— С чего мне это делать?
— Потому что однажды мы спасли тебе жизнь. И у меня нет нескольких тысяч долларов, запрятанных в чулке.
— Дорогая, ты же знаешь, щедростью я не славлюсь.
— А вот Лулана пытается убедить тебя, что щедрость — не порок.
Он нахмурился.
— Я же становлюсь соучастником.
— Нет, если ссуда дается под честное слово. Никаких расписок.
— Я не про законную сторону. Про моральную.
Майкл подумал, что его подвел слух. Не мог Пику говорить про мораль.
— Связать продавца и покупателя — это ничего не означает. Потому что я не получаю комиссионных, — продолжил Обри. — Но если я профинансирую сделку, даже не получая процентов…
Последнее удивило Карсон.
— Не получая процентов?
— Похоже, в этом случае ответственность в какой-то степени ложится и на меня. — На лице под широкополой шляпой отразилась тревога. — Этот Иисус такой строгий.
— Строгий?
— Если половина того, что говорит Лулана, — правда…
— Половина — правда?
— …тогда приходится задумываться о последствиях.
— Обри, — в голосе Карсон слышалось недоумение, — ты уж не обижайся, но с учетом того, как прожита твоя жизнь, мне представляется, ты не должен бояться строгостей Иисуса из-за того, что одолжишь нам деньги.
— Может, и нет. Но я стараюсь стать другим человеком.
— Стараешься?
Обри снял шляпу, вытер носовым платком потный лоб.
— Они все знают, кем я был, но Лулана, Евангелина, Моисей… они относятся ко мне с уважением.
— И не потому, что боятся, как бы ты не приказал переломать им ноги.
— Именно так. Это удивительно. Они все хорошо относились ко мне безо всякой на то причины, и через какое-то время мне тоже захотелось ответить им добром на добро.
— Какое коварство! — воскликнул Майкл.
— Да, — согласился Обри. — Действительно. Ты позволяешь таким вот людям войти в твою жизнь, особенно если они умеют печь вкусные пироги, а потом ты не успеваешь и оглянуться, как раздаешь деньги на благотворительность.
