— Из всех знакомых мне копов вас я люблю больше всех, — не стал скрывать свои чувства Обри.
— А других-то ты хоть чуть-чуть любишь? — полюбопытствовала Карсон.
— Из этих мерзавцев — никого. Но никто из остальных и не спас мне жизнь.
— Зачем тебе эта глупая шляпа? — спросил Майкл.
Улыбка Обри превратилась в гримасу.
— Ну что будет, если я умру от рака кожи? Мне восемьдесят лет. Я могу умереть от чего угодно.
— Лулана не хочет, чтобы ты умер до того, как найдешь Иисуса.
Обри вздохнул.
— С этой троицей я спотыкаюсь об Иисуса всякий раз, когда поворачиваюсь.
— Если кто-то и сможет вымолить тебе прощение грехов, — заметила Карсон, — так это Лулана.
По лицу Обри чувствовалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Вместо этого он всего лишь вздохнул.
— Раньше у меня никогда не было совести. Теперь появилась. И это куда хуже, чем абсурдная шляпа.
— Почему ты носишь шляпу, если терпеть ее не можешь? — спросил Майкл.
Обри оглянулся на дом.
— Если я сниму шляпу, она увидит. И тогда я не получу пирог Евангелины.
— С пралине и корицей.
— И с орехами. Я люблю этот пирог. — Обри вновь вздохнул.
— Что-то ты часто вздыхаешь, — заметил Майкл.
Я стал жалким, не так ли?
— Ты был жалким, — возразила Карсон. — А теперь в тебе появляется что-то человеческое.
— И дается это нелегко, — добавил Майкл.
— Как будто я этого не знаю, — согласился Обри. — Так что привело вас сюда?
— Нам нужно крупнокалиберное, громкое, вышибающее двери оружие, — ответила Карсон.
Какой же великолепной была вонь: резкой, облепляющей, проникающей сквозь любые преграды.
Ник Фригг представлял себе, как свалочный смрад насыщает его плоть, кровь, кости, точно так же, как в коптильне дым насыщает куски мяса. Его грела мысль о том, что он до мозга костей пропитается запахами разложения и будет пахнуть как смерть, которой он жаждал, но которая оставалась для него недостижимой мечтой.
В своих высоких сапогах Ник пересекал западный котлован. Пустые банки трещали под ногами, пластиковые коробки из-под яиц и пакеты из-под чипсов хрустели. Направлялся он к тому месту, где только что приподнималась и опадала мусорная поверхность. Теперь, правда, на том участке никакого шевеления не замечалось.
Хотя мусор основательно утрамбовали свалочные галеоны (а глубина мусорного слоя составляла шестьдесят с небольшим футов), иногда он проваливался у него под ногами: маленькие пустоты все-таки оставались. Но Ник был настороже, отличался отличными рефлексами, поэтому вовремя переносил вес на другую ногу и практически не сбавлял шага.
