Энн присела, а потом и прилегла на кушетку, кажется, даже поверх всех глянцевых журналов.
Кэссиди дирижировала с помощью очередного стакана в такт своему рассказу, но у Энн все плыло перед глазами и уже ничего не доходило до ушей.
В какой-то момент она подумала, что было бы очень хорошо сейчас подняться, проститься, отправиться домой, принять душ и лечь спать, и чтобы Брайан Гринвуд накрыл ее одеялом.
Впрочем, пункт с душем можно было и вычеркнуть…
А следующей мыслью Энн было: «Интересно, сколько сейчас времени?»
И мысль эта посетила ее уже при пробуждении.
У мохито, для которого не пожалели рома, оказался очень интересный эффект. Энн отключилась, даже не заметив этого.
Ну, а проснувшись, она обнаружила, что у нее практически не болит голова. Вот только звенящая легкость в ней сохраняется до сих пор.
Как она сюда попала? Где вообще она находится? И…
– О, дорогуша, пришла в себя!
– Кэссиди? Что произошло?
– Ничего особенного. – Дива выплыла на сцену в умопомрачительно коротком розовом халатике, украшенном страусиными перьями и каким-то белым мехом; на ногах у нее красовались домашние туфли на десятисантиметровых шпильках, тоже отделанные мехом. – Мы с тобой немножко полакомились мохито, и ты отрубилась. Проспала до вечера, ничего страшного.
– Ничего страшного?.. Да уже… уже ведь стемнело! Кэссиди, меня никто не искал?
– Поверь на слово, дорогуша, никто! И в сумочке у тебя тоже ничего не названивало.
– Кэссиди, а где же была ты? Пока я… Пока я спала.
– О, ничего особенного. Перекрасила ногти, приняла ванну, полистала мебельные каталоги. Как раз думаю прикупить новый столик в холл…
«Вот это выносливость», – подумала Энн не без некоторого уважения, смешанного с изумлением. Кэссиди, кажется, выпила коктейлей вдвое больше, чем она, и еще глушила чистый ром… Впрочем, может, всем жителям калифорнийского побережья свойственна эта недюжинная закалка?
– Как чувствуешь себя, дорогуша? – заботливо спросила Кэссиди.
– Умираю, пить хочу, – призналась Энн.
– Принесу тебе минералки.
Кэссиди простучала шпильками по спальне и зашуршала вниз по лестнице на кухню, а Энн в это время озадачилась мыслью: для чего же она приходила сюда?..
За все это время она ровным счетом ничего не узнала ни о своей соседке, ни о том, чем она занимается. Зато ей наговорили кучу всяких интригующих сплетен о Брайане, выспросили историю их знакомства, подпоили до полной потери ориентации во времени и пространстве.
Зачем она сюда пришла? Неужели до такой степени соскучилась по живому общению? В таком случае, почему ей не пришло в голову позвонить Элисон в Миннеаполис? Элисон или кому-нибудь из старых подруг.
