— Ценить будут кусок хлеба!
На этом сходились все. И если кто говорил, что дети похудели, а не поправились, тут же раздавался хор голосов:
— А что же им, жиры, что ли, нагонять?
— Пионеры не курортники.
— Здоровье не в толщине!
«Доктор паровозов» был счастлив, что его Ваня вместе с Костей сумели добыть для лагеря сметаны починкой и пайкой кастрюль, чайников и всякой посуды.
— Тут важно, — говорил он, — что они не для себя, а для всех старались. В этом смысл-то!
Особое восхищение у всех пап и мам вызвала история Мая-приемыша. Всем было приятно, что их дети добрые, отзывчивые. Если в будущем все будут такими, тогда никому никакое горе, никакая беда не страшны.
Адвокат даже статью хотел написать в газету и пообещал нам помочь юридически в оформлении имени и фамилии Мая Пионерского.
Родители всячески старались вселить в меня веру в то, что лагерь наш может существовать вот так, «на подножном корму». Обещались приехать в совхоз на воскресник, чтобы помочь. Договорились в следующий раз все принесенные гостинцы, чтобы поддержать коллективизм, сложить в общий котел. Адвокат потихоньку предложил мне одолжить денег на парное молоко. Он выиграл какой-то процесс, и у него есть «деньги удачи».
Словом, для родителей посещение лагеря обошлось благополучно, они уезжали довольные. Для детей же их пребывание даром не прошло: большинство заболело расстройством желудков. Непомерное потребление домашних сладостей вывело из строя даже стойкого к ним Игорька.
Родители ушли к последним трамваям. А мне так и ке удалось заснуть в эту ночь. И виной тому Катенькины тетки. Они к вечеру пришли в себя после солнечных ожогов и теплового удара, выспались и не захотели уезжать. Они желали пожить с нами нашей жизнью, испытать наши радости. У них не было детства, и они так завидовали Кате-беленькой, что я готов был принять их в пионерский отряд.
Худосочные, небольшие ростом, эти фабричные девчонки походили на подростков и вызывали во мне жалость.
На рассвете мне пришлось их провожать к первому трамваю.
Вернувшись, я как залег спать, так и проспал до полдня, не услышав ни утренней побудки, ни шума и гама оставшихся без вожатого ребят.
Все понемногу наладилось. Я лежал на прибрежной траве, отдыхая от всех тревог и сует, и, наблюдая, любовался купающейся детворой. Резвились в теплой воде Москвы-реки все вместе
— мальчишки и девчата. Резвые голыши, одинаковые. Разве мальчишки немного покоренастей, пошире в плечах. Девочки были в том возрасте, когда они еще плоски, худы и тонки, как плотвички. В воде они всегда напоминали мне этих резвых, костлявых рыбешек, и я с удовольствием любовался их быстрыми движениями среди радуг, поднятых брызгами. Не нравилась мне только Рая-толстая. Все девочки были только в трусах, она же
— в черного купальном костюме. И когда он блестел, намокнув, казалось, что Рая вся состоит из мячиков разной величины.
