Когда я был вожатым | страница 63



Малыша подвели к знамени. Он был в матросском костюмчике, в ботинках, смазанных для блеска яичным белком. Его рыжие вихры, умасленные и приглаженные, отливали золотом. Вел он себя важно и неторопливо.

На вопрос, какое из новых имен, рожденных революцией, желает носить, пацаненок громко крикнул:

— Май, в честь Первомая! — И потом все-таки добавил, упрямец: — Он теплый.

Когда вожатые звеньев хором проговорили обязательство воспитать из Мая настоящего человека, достойного будущего коммунистического общества, а сам нареченный, встав на одно колено, поцеловал знамя отряда, многие родители были так растроганы, что перед глазами женщин замелькали носовые платки.

Заиграл горн, забил барабан, и отряд трижды прокричал.

— Расти, Май!

— Цвети, Май!

— Да здравствует Май Пионерский!

На этом торжественная пионерская линейка окончилась. И наступил страшноватый момент, когда Игорь наконец бросился в объятия своей мамаши.

И что же, растроганная до слез женщина не заметила никаких изъянов на лице своего детища! Обнимая и расцеловывая любимого сыночка, она старалась как-нибудь не задеть, не стронуть с места, не уронить его венок славы.

Мы воспользовались ее добротой до конца. Игорь даже обедал в дубовом венке. Она так и уехала, не заметив под глазом сына огромный синяк, мамаша, которая, бывало, сдувала с единственного сынка каждую пылинку! Даже как-то пропустила подсохшие царапины на животе, хотя Игорь сам похвалился ими.

Поистине велика материнская любовь к славе и почестям детей!

С толстушкой Раей все обошлось еще лучше. Ее отец весьма остался доволен. Дочку он нашел посвежевшей, более оживленной, чем прежде, и ничуть не удивился, что она разгуливала с ним под руку в хитоне из простыни, показывая старинный парк. Он думал, что так и нужно. Пионерская символика… Ему и в голову не пришло, что мы этим нарядом из обыкновенной простыни скрыли ее необыкновенные болячки.

Все родители были в восторге от показательного шалаша. Впрочем, большинству понравились и самые обыкновенные. И после обеда папы и мамы отлично отдохнули в них на свежем сене, которое мы заранее накосили и насушили.

Но окончательно сразила родителей наша громадная щука. Уху из нее варили люди, понимающие толк: отец Вани Шарикова

— «доктор паровозов», оказавшийся заядлым рыбаком, и мать Кости Котова. Она явилась в лагерь одетая нарядней всех. И принесла пирог

— здоровенный, как полено, пышный, сдобный, с мясной начинкой. И была единственной мамой, предложившей его в общий котел.