Тащит бредень на плаву, то погружаясь, то выныривая, опираясь на палку, чтобы достала концом дна и взмутила омут.
Волосы у него растрепались, залепили глаза. Ну, водяной, да и только. То унырнет, то покажется…
При втором заходе
— два карася, при третьем
— один, затем еще один… и ничего! Всего восемь. Больших карасищ
— но только восемь…
Куда же подевались остальные? Ну, хотя бы помельче, да побольше, чтобы пожарить каждому по карасю… А восемь рыб
— как их делить?
— Не может того быть, чтобы всего восемь единиц на такое озеро, озадаченно говорит дед. — Под берегами схоронились, злая рота…
И мы ведем бредень под берегами. Вот кустик в самой воде. И вдруг в самом кустике всплеск, в бредне удар…
— На подъем! — кричит дед.
Выхватываем на подъем и видим в самом центре бредня, в «пузе», здоровенную дыру!
— Шука! — азартно кричит дед. — Крокодила! Всех карасей поела, подлая! Не уйдешь!
Оборками завязывает дыру, и мы бросаемся в погоню за хищницей, убавившей в озере карасей… Какая она, велика ли или так, щуренок? Кто ее поймет в воде! А в руки нам не дается. Откуда бы мы ни зашли, ждет, притаившись, и вдруг броском с разбегу пробивает бредень в любом месте…
— А, ты смотри, что делает! — возмущается дед, штопая и наспех завязывая дыры. — Врешь, попадешься!
И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы вдруг среди приунывших ребят не раздался робкий голос:
— А если в бредень травы набить?
Это сказал Игорек, больше наблюдавший, чем действовавший во всей этой эпопее. И как у него возникла эта мысль, трудно сказать. Но мы набили до отказа бредень водорослями и снова повели навстречу щуке. Шел он медленно, тяжело, раздувшийся, как воздушный шар.
А щука ждала где-то под берегом его приближения.
Все затаили дыхание. Всплеск, удар могучего хвоста.
И мы не почувствовали толчка… В бредне раздалось только какое-то шипение, словно спустили воздушные тормоза.
— Давай, давай! На берег! — страшным голосом закричал дед.
И, когда с помощью ребят мы вывалили на берег весь бредень с травой, из кучи водорослей вдруг выползла на луговые травы, на цветы длинная черная щука и поползла, извиваясь, как змея… Пасть ее сжималась и разжималась, и круглые янтарные глаза зло блестели.
Ребята шарахнулись в разные стороны. Девочки издали пронзительный визг.
А Данилыч бросился на щуку, как ястреб. Оседлал ее и стал ломать хребет. Но это оказалось ему не под силу, и живучая щука долго ползала по траве, таская за собой деда.
