Живое серебро забилось, заиграло на солнце под радостные крики и дикарскую пляску ребят.
Дядя Миша снял хвостовое кольцо, стягивающее концы прутьев, и на зеленую траву выскользнула груда сверкающей плотвы. Стали считать. И вот чудо
— на каждого по одной. Двадцать семь штук. Только дяде Мише да вожатому не хватило…
— Это в одну вершу столько, а если их десять поставить?
— А если двадцать семь, каждому сплести по одной?
— Ребята, да ведь мы рыбой можем прокормиться!
— Ну-ну, — успокоил страсти ребят дядя Миша, — это ведь не всегда так бывает. Иной раз и в десяток вершей ни одной рыбки… Нам повезло. Пришла стайка и вся за муравьиными яйцами влезла.
За неимением сковороды плотву мы испекли. Каждую рыбешку выпотрошили, оставив в чешуе, брюшко посолили. Потом надели на ивовые прутья и, как на вертеле, повертывали над углями. Каждый был сам себе поваром.
Немного оказалось еды в плотвичке, но удовольствие получили ребята огромное.
Когда из деревни пришагал Иван Данилыч, его так и облепили. Желающих постичь науку корзинщика оказалось больше, чем он ожидал. Каждый хотел сплести именно вершу.
За день сплели три штуки. Не совсем ладные, не такие ажурные, как у дяди Миши, но все же верши. На каждое звено по одной. И каждое звено для своей добыло муравьиных яиц. Устанавливали их под берегом после долгих совещаний, советов с дядей Мишей, с Иваном Данилычем.
Забавно, что во все эти верши за ночь попалось ровно двадцать семь рыб, ни больше ни меньше.
— Дядя Миша, почему это?
— Наверное, водяной подсчитал вас, когда купались, и решил выдавать по штуке на каждого.
— Ну да, водяных нет!
— Это только в сказке.
— А мы и живем как в сказке!
Как мы агитировали батрачонка Ваську
Впрочем, появились у нас и неожиданные огорчения.
В первые же дни нашего житья в лагере мы обнаружили рядом в нами некое угнетенное существо
— батрачонка Ваську. Он пас стадо на берегу реки. Несколько коров вместе с молодняком. Стадо принадлежало огороднику Зеленину, местному кулаку.
Пас Васька с рассвета до заката. В полдень бабы, приходящие доить коров, приносили ему скудный завтрак.
Был он тощ, нескладно длинен, с унылым вытянутым лицом. Один его вид сразу вызывал жалость.
Однако были у Васьки и другие качества, которые приковали сердца ребят: он удивительно громко умел щелкать кнутом. Этот длинный кнут, толстый вначале и утончающийся к концу, слушался только своего хозяина: покорно свивался у его ног колечком, вдруг, по мановению его руки, развивался и, как выстрел, щелкал перед носом сунувшейся в огород коровы, возвращая ее в стадо.
