«Пехоте, обладающей выдержкой, нечего опасаться казаков», — писали накануне войны в японских армейских наставлениях. И Куропаткин в своих обращениях к войскам в ходе боевых действий подтвердил справедливость японской оценки казаков: «Хоть наши разведывательные отряды достигают силы в одну или даже несколько сотен, их зачастую останавливает десяток японских пехотинцев. В таких случаях необходимо спешиваться и прогнать противника огнем. Будь у казаков более воинственного духа, они атаковали бы противника в шашки». Был у казаков воинственный дух, был он даже в полковом враче казачьего войска, не хватало русскому солдату, поголовно неграмотному, физически сильному и неутомимому в походе, осмысленной дисциплины, разумной храбрости и толковых командиров.
Вот в штыковом бою наши были молодцами. Японцы, несмотря на их несомненное презрение к смерти, частенько при одной угрозе штыкового удара отступали. По свидетельству очевидцев, почти все трупы 1.300 японцев на Путиловской сопке под Шахе, после ночной атаки 4 октября, носили следы ранений, нанесенных холодным оружием, преимущественно штыком. О взятии штурмом сопки Путиловской Куропаткин доложит царю особым донесением, а государь, потерь не считавший, наконец-то внесет в «Дневник» долгожданные трофеи: «при удачном штурме сопки, занятой японцами, было взято 11 их орудий и пулемет». Надо думать, примерно такие же записи, как и «военный вождь», делали школьники, увлеченные войной, — «было взято 11 их орудий…»
Превосходство русских в рукопашном бою было неоспоримо, но решающего значения в войнах XX века рукопашный бой уже не имел.
Первого октября царь уже знал об очередном разгроме, а дед еще пребывал в состоянии воодушевления в связи с приближающейся переменой участи. Участь переменится, но еще не скоро.
Начало октября обрушило на государя множество забот и, в первую очередь, связанных с назначением нового министра внутренних дел. Царь хотел назначить симпатичного ему Рыдзевского Н. К., даже подписал Указ, но матушка царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, сказала, что Рыдзевский Н. К. не будет министром, а министром должен быть командир корпуса жандармов и заведующий департаментом полиции князь Святополк-Мирский П. Д. Государю пришлось Указ, о котором уже все знали, переписать и поздравить князя Святополк-Мирского с высоким назначением. Взгляды Святополк-Мирского и милого сердцу и уму государя Плеве были едва ли не противоположны. Плеве, к радости царя, был убежден, что «всякая игра в конституцию должна быть в корне пресечена». А все представительные органы управления и земство, в первую очередь, в их глазах и были «игрой в конституцию». Святополк-же-Мирский, напротив, был убежден, что земские либералы не опасны для престола, и необходимо считаться с нарождением «третьей силы», и умеренные уступки в области веротерпимости, расширения свободы печати и прав земства вполне насущны. Государь выслушал планы нового министра и со всем согласился, но назначение это было всего лишь жестом вежливости и сыновней преданности Мамà, а не изменением убеждений. Понимал это царь, догадывался Мирский, недоумевали все вокруг, но, главное, Мамà была довольна: «Поезжайте к матушке, обрадуйте ее», — дал государь первое поручение министру.
