Милая, славная Кароля, если б ты знала, как хочется видеть тебя! «О Боже мой, что дал бы я, чтоб вновь расцеловать тебя, прижать к моей груди…» (Это из «Сумасшедшего» Апухтина, и ко мне подходит немного, т. к. кажется я тоже скоро сойду с ума.)
Вероятно это письмо ты получишь уже после 6-го Июля, но все-таки прими мое сердечное поздравление со днем твоего рождения! Искренно и от всей души желаю тебе здоровья и полного благополучия! Когда-то нам удастся вместе отпраздновать этот день? Помнишь, как в Ивановском отметили этот день прогулкой на лодках в «Варозы»?
Спасибо тебе, дорогая, за то, что ты не отказала дяде дать вторую мою карточку для посылки ее в Мелихово.
Шлю тебе мой сердечный привет! Передай таковой же твоим родителям и сестрам. Приветствую всех Ивановцев.
Крепко, крепко целую тебя, моя голубка, и жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев.
Лошадка моя выздоровела, и теперь я снова совершаю прогулки верхом. Если будешь в Павловском — всем передай привет, а Веруньку Медведеву расцелуй за меня.
Ну, до свидания, дорогая! Пиши чаще!
Шторм в Маркизовой луже, напугавший государя во время плавания из Кронштадта в Сестрорецк, такая же редкость, как тихий, спокойный Байкал.
Но можно заметить и более существенные рифмы.
В «Дневнике» царя и в письмах деда, каковые безусловно тоже своего рода дневник, обнаруживается интересное сходство. Оба автора, в разной мере и по-разному, тяготятся своей несвободой. Они оба повинуются обстоятельствам, оба вынуждены исполнять предписанные поступки, делать что-то им чуждое, тягостное, ненужное, отнимающее свободу.
Полная сил душа деда, чуждая стяжания, тщеславия и властолюбия, в сознании людского блага готова развернуться в своей полноте. И на войне он устремлен — на войну. Сидение в Борзе угнетает его не только отвлечением от семейного счастья, до которого было рукой подать, не только отвлечением от строительства больницы, первой его больницы, хотя и обо всем этом и помнит и думает постоянно. Его угнетает то, что «на театре войны люди гибнут, страдают, и нуждаются в помощи». Он не домой, не к невесте, он на войну рвется! Это исконно российский, как мне кажется, прагматизм: оторвали, навязали, мучаете, так пусть от этого хоть какой-то прок будет! Страдание принимается как неизбежное, почти обязательное, как бы само собой разумеющееся условие жизни, оно неодолимо, это форма нашего национального существования, — так пусть же хоть польза будет от нашей муки! И сегодня в Чечне солдаты и офицеры, брошенные в мирное-то время в огонь, под пули, терпящие от правительства, командования и интендантов едва ли не меньше, чем от противника, утешаются привычной надеждой на то, что их муки, их кровь послужат… и т. д.
