Как всегда с удовольствием прочитал твое письмо. Очень рад, что так хорошо погуляли в Петровском-Разумовском. Судя по твоему описанию, действительно у вас вышла великолепная прогулка. Желаю от души почаще доставлять себе подобные развлечения.
Твоя мечта, дорогая Кароля, о поездке до Верхнеудинска, чтобы там встретиться со мной по окончании войны и даровании мне свободы, сама по себе превосходна! Я не только ничего не имею против этого — наоборот, был бы бесконечно рад и счастлив, если б этому суждено было сбыться. Но только вряд ли вся эта канитель окончится так скоро, как тебе представляется. Вероятно надолго затянутся военные действия, а расформирование полков последует еще позже. Ну да когда бы ни было, а постараемся все сделать, чтобы осуществить твою мечту и может быть несколько видоизменить ее. Тут все толкуют о том, что по окончании войны следует поехать в Порт-Артур и оттуда морем, мимо Японии, Индии и т. д. в Одессу. Вообще сейчас-то можно думать и гадать о чем угодно, а как все это сбудется — увидим.
Ты спрашиваешь, не нужно ли мне чего. Пока, деточка, я ровно ни в чем не нуждаюсь. Разве только попросить, чтобы… ты себя выслала! Да это, к сожалению, неосуществимо. Если что потребуется, то я сообщу тебе. Пиши, голубка, как проводите время в Ивановском. Веселитесь ли, гуляете, устраиваете пикники, или нет. Устраиваются ли на фабрике спектакли?
Конечно передай привет Ивановцам! Если Поповы там, то и им передай мой сердечный привет. Писем не получаю ни от кого, кроме тебя. На Павловских я обижен за их молчание и им не пишу. Увидишь Анюту — скажи ей, что с ее стороны бессовестно так долго ничего не писать.
Ну пока, до свидания, моя дорогая! Приветствую всех Ваших!
Жмукрепко твою руку! Весь твой Н. Кураев
Я вполне здоров и благополучен — будь на этот счет спокойна.
Дедушка, оказывается, еще недостаточно знает характер бабушки и потому даже не может предполагать последствий своих переговоров о встрече в Верхнеудинске и просьбы «выслать себя». А дед еще и декабристов вспомнит, это же их места… Если бы он знал, сколько ему придется пережить волнений и приложить сил, причем самых решительных, чтобы воспрепятствовать бабушкиному приезду.
Клише «национального характера» мало чего стоят. Бабушка, невенчанная, противу родительской воли, готова будет бросить все и мчаться за тридевять земель, туда, где на десятки верст голая степь «без признака растительности», а в мае нередко выпадает снег. Каролина-Юзефа-Мария с русской бесшабашностью уже решила для себя — лететь, нестись, а Николай Никандрович с педантизмом провинциального немецкого аптекаря станет остужать ее порыв, приводя благоразумные и убедительные резоны нецелесообразности этого шага длиной в семь тысяч верст.
