– Знаешь, Даша, что-то я его побаиваюсь. Где это видано, так камнями швыряться? Ладно бы, какой-нибудь великан был. Об этих полудиких чего только не говорят.
– Он на нашей стороне дрался, – заметила Даша, глядя в огонь костра.
– Сегодня на нашей, завтра на своей собственной. Я чего не понимаю, тому и не доверяю.
– Меня, значит, хорошо понимаешь? – вяло спросила девушка.
– Нет, – признался лохматый. – Ты страннее любого дарка будешь.
– Ну и иди тогда в лодку, один спи, – порекомендовала Даша. – Тебе спокойнее будет. У меня уже глаза слипаются, – вдруг во сне тебя придушу?
– В лодке спать неудобно, – обиженно отказался лохматый.
Спали спина к спине. Плащей в лагере хватало, а под низко натянутым тентом было сухо. Даша вроде бы умирала, так спать хотелось, а легла – никак не спалось. От плащей чужими мужчинами пахнет. Мертвыми. Не по себе. Череп разбитый чудится, глаза – жижа черная. Вроде бы лишнее всё это. Ненужное. Лохматый совершенно неслышно дышит, – еще хорошо, что теплый. Живой. На реке кто-то трубно вопит, плещет. Полукровка сгинул. Стражник-невидимка.
Даше вдруг захотелось, чтобы лохматый повернулся. Пусть обнимет, что ли? Вообще-то, ни к чему такое, но ночь сегодня все равно неправильная. Что ты, девочка, сегодня наделала? Душегубка. Забудешь такое?
Когда лохматый повернулся и прижался к ее спине, Даша возражать не стала. Сделала вид что спит. Руки у парня были осторожные, словно мотылька обнимал. Пах Костяк привычно – кожей сыромятной. Вообще, лохматый всегда бережный был. Даже трогательно. Вот дурачок – не понимает, что ей это вообще не нужно. Дотрагивается, как будто мина под одним плащом с ним дремлет. Даша не выдержала, подвинулась удобнее. Пусть. Спокойно в теплых объятиях. И покачиваться спокойно, даже уютно. До полной луны еще неделя. Глупости все это. Секс – совершенно кисельное слово. Даша и действительно почти дремала.
* * *
Солнечный восход Даша проспала. Проснулась, когда уже дождик накрапывал. В кустах перекрикивались обиженные попугайчики. Костяк уже закончил прятать вещи. Полукровка сидел у костерка, поджаривал ветчину, навитую на прутики какими-то сложными спиральками.
Вежливо поинтересовался у девушки:
– Вы с перцем будете?
– Что ж мне его теперь всю жизнь не есть? – фыркнула девушка и пошла приводить себя в порядок.
Когда вернулась, Костяк укладывал в мешок оружие, поглядывал на подругу обеспокоено. Вот чучело, – не было ничего, – разве не понял? Сон в зимнюю ночь у реки. Поллюция.
