— Прошу вас, господин Пришлый, вас уже ждут, — произнес он деловым тоном.
Я прошел вперед по коридору и попал в огромный зал полный пестрого народу.
— Господин Пришлый — охотник за головами, собственной персоной, — проорал за моей спиной человек с посохом и бахнул этой палкой об пол.
Я чувствовал скованность и не знал, куда себя деть. Но тут ко мне подскочила какая-то дамочка и повела к одному из столиков. Столики были высокие и стульев за ними не наблюдалось. В дальнем конце зала находилось что-то на вроде сцены, на которой какой-то молодой человек со скорбным видом читал стихи.
— Это вы тот знаменитый охотник за головами? — щебетала она, — я столько о вас слышала.
— Ах, где мои манеры? Я совсем забыла представиться, — вдруг взмахнула она руками.
— Я хозяйка этого дома — Ламиса ла Хук де Ур, — сделала книксен дама.
— Рад знакомству, госпожа, — ответил я ей полупоклоном, — мое имя вы уже знаете.
— О-о-о… мы знаем только ваше прозвище. Прозвище это же так вульгарно. Как же нам вас называть? Может, расскажите о себе?
— Да, да, расскажите, — поддержала ее толпа, к которой мы успели подойти.
Когда я вошел, весь здешний бомонд был разбит на компании от двух до восьми человек, которые с кубками в руках о чем-то между собой беседовали. Сейчас же все столпились вокруг меня, и только поэт продолжал что-то уныло мямлить со сцены. Толпа получилось приличная. Мужчины смотрели на меня с высокомерной неприязнью, женщины с любопытством, но в их взгляде все равно ощущалось чувство превосходства. Никто из них не считал меня себе ровней. Ну как же? Они одеты в шелка от именитых швейных мастеров, а я в обычную кожу. Возможно они не прочь провести со мной ночку ради эксперимента или пригласить в качестве развлечения на званый вечер, как того поэта на сцене, но это не значит, что я вошел в их круг.
— Если мое прозвище режет ваш слух, можете звать меня — Рус. Извините, но я плохой рассказчик. К тому же я немного скован, позвольте мне немного освоиться здесь.
— О да, конечно, мы на вас так сразу налетели. Чувствуйте себя как дома, — произнесла Ламиса, и все опять рассосались по своим компаниям, на время утратив ко мне интерес.
Я взял кубок с вином и начал прохаживаться по залу, всматриваясь в лица, прислушиваясь к разговорам. Я хотел понять этих людей. Видно на этот вечер пришла здешняя золотая молодежь. Люди старше тридцати встречались редко. Лица побелены и накрашены не только у женщин, но и у мужчин. Руки холеные, не державшие в руках ничего кроме кубков. Наигранная мимика лиц, не раз, наверно, тренированная перед зеркалом. Они пришли сюда не только развеяться, но и потренироваться в их, непонятной мне игре. Этот притворно громкий смех, в месте, где нужно смеяться над убогой шуткой. Этот наигранный ужас при рассказе как кого-то укололи при примерке нового платья. Это, поистине огромное возмущение, если кто-то сказал, что отец не хочет купить ему коня. Это лживое сочувствие при рассказе о сломанном ногте.
