От Заполярья до Венгрии | страница 47
Когда все было готово, я прибыл к разведчикам и попросил показать мне, как это будет. Я сел на пригорке, и Голев показал мне направление, где должны были действовать наши разведчики. Я пошел и стал ждать. Когда прошло примерно минут сорок или пятьдесят, я спросил Голева: в чем дело, почему разведчики тянут и не начинают действовать? Я смотрю на Голева, а его глаза смеются. В это время два парня схватили и обняли меня сзади. Смотрю, да это же Чембаров и Левенок! Так искусно они проползли на открытом участке местности, что я ничего не заметил, даже шевеления травы.
Все готово. Все в исходном положении, утро. Конец мая или начало июня. Ребята пошли, более часа длился период переползания. Вдруг взрыв – все замерли. А через десять минут бегут: Чембаров и Левенок, Кайзер и еще несколько разведчиков и тащат громадного солдата. Прибыли на мой КП в роте. Я всех срочно, вместе с пленным, отправил на командный пункт полка, а спустя минут 30–40 финны опомнились и открыли вдруг огонь по нашим позициям. Но разведчики были уже вне их досягаемости. Это был очень важный пленный, он дал ценные показания. Пленный был солдатом финской армии, но по национальности швед, ростом примерно 185–190 сантиметров. Я всегда удивлялся, как могли старший сержант Чембаров, ростом примерно 170 сантиметров, и младший сержант Левенок, ростом менее 160 сантиметров, тащить на себе этого тяжелого шведа больше полукилометра ползком и довольно быстро.
Все мои разведчики были награждены орденами, в том числе и мой помощник по разведке младший лейтенант Голев – орденом Красной Звезды. Я награжден не был. Причина – я начал разведку, но не доложил своему командиру полка, в то время подполковнику Чураеву (или Чугаеву). Он мне этого не простил.
Кстати, взрыв в ходе разведки произошел уже на обратном пути при преодолении проволочного и минного заграждения. В результате Левенок получил легкое ранение шеи, но остался в строю.
Разведчики наши стали знаменитыми во всей армии.
Отгремел 1942 год, дни этого года вошли в историю страницами, написанными кровью наших людей, и, если бы меня спросили, каким цветом отпечатать тома по истории нашей страны 1942 года, я бы сказал – красным.
Новый, 1943 год встретили в землянке командира 2-го стрелкового батальона майора Кондрашова – слушали по радио выступление Михаила Ивановича Калинина, отметили фронтовыми ста граммами. Ночь была безлунная, но стоял крепкий мороз, и много-много звезд мерцало. Для меня Новый год принес радость: мне из Бугуруслана (были розыски) прислали впервые после августа 1941 года адрес моих родителей.