— К вам сколько почта идет? — допытывался Борис Комягин.
— Дня три-четыре.
— А к нам шесть. Смотрите, ребята, — Комягин расстегнул шинель, достал фотокарточку и протянул ее офицеру связи. На фотокарточке была изображена тонкая девушка в открытом сарафане. Она стояла у фонтана и улыбалась.
— Ого! Хороша, — сказал офицер связи.
Обушенко взял фотокарточку и подтвердил:
— Фигура — высший класс.
Комягин скромно улыбался.
— Кто это — невеста? — спросил Войновский.
— Девушка, не получающая писем с фронта. — Комягин произнес это гордо и с выражением.
— Хм... — Обушенко скривил рот. — А это она? Может, у подруги в долг взяла?
— Я думал — невеста... — Войновский был разочарован.
— Дай, — Комягин надменно усмехнулся и спрятал фотокарточку.
— Перекурим это дело, — сказал офицер связи. — Нам вчера любительский выдали...
Офицеры начали свертывать цигарки, поочередно забирая табак из пачки офицера связи.
— Идея, — сказал Обушенко. — Давайте напишем.
— Смотря куда.
— Неудобно как-то писать незнакомому человеку. Лучше написать знакомой девушке. — Войновский смотрел, как курят офицеры: он не курил.
— Война все спишет.
— Пишите в Ростов, ребята, — сказал Комягин. — В Ростове мировые девчата, я там до войны у сестры был. Пальчики оближешь.
— В Ростове немец побывал...
— Тогда в Иркутск, — сказал Войновский. — Только неудобно как-то.
— Иркутск отпадает. Долго ответа ждать.
— Надо в Горький, ребята, — сказал офицер связи. — Мой родной город. Выйдешь на Откос, кругом — одни волжанки. Пишите туда. А после войны поедем к ним загорать на Мочалку.
— Горький — это дело. Близко, удобно.
— Адресуйте прямо на дом связи. Девушке, не получающей писем с фронта. Или на пединститут, студенточкам.
В самом низу, у оснований маяка на бетонном кубе стояли двое: невысокий пожилой солдат с кривыми ногами, коновод командующего армией, и ефрейтор Шестаков.
— Нет, — говорил Шестаков, — к нам на машине не проедешь: кругом болота. Только на лошадях и добираться.
— Далеко забрались. На самый передний край, — сказал коновод командующего. — Тут, наверное, и немцы недалеко.
— Лошади, я смотрю, у вас добрые. На таких лошадях куда хочешь добраться можно.
— Были когда-то скакуны, а теперь ездить некому. На броню поставлены.
— Значит, порода, если забронировали...
— С Карачаровского донского завода. Племенные.
Лошади тесно стояли у коновязи и ели овес из кормушек. От сарая бежал к маяку Ганс. Шестаков увидел его и засвистел, вытягивая губы. Ганс пробежал по камням, прыгнул на бетонный куб, к ногам Шестакова.
