— Старший лейтенант Плотников, — вдруг позвал Шмелев.
— Я, — Плотников встал.
— Старший лейтенант Плотников, доложите. Где лейтенант Габрусик Юрий?
— Убит в атаке.
— Где подполковник Безбородов?
— Убит снарядом.
— Где сержант Мякинин?
— Ушел в разведку и убит.
— Где Игорь Абросимов?
— Пропал без вести.
— Где Володька Карьки?
— Умер в госпитале от ран. Семь пулевых ранений. Жил сорок часов.
— Ах, Володька, — сказал Клюев. — Какой был парень. Какая голова. Какие девки за ним бегали.
— А вы? — Шмелев взглянул на Обушенко и покачал головой. — Сколько людей вокруг нас полегло. Лес поваленный. И это только с Парфино, за этот год... А тут новый человек возник. Маленький такой. Ничего не знает. Ни про смерть, ни про войну. Как хорошо, что есть на земле такие люди, которые совсем не знают, что такое война. Я предлагаю выпить за таких людей. Чтобы их стало больше на нашей земле.
— Это мы сделаем, — с радостной улыбкой воскликнул Обушенко.
Клюев цыкнул, и Обушенко примолк.
— Нас может не стать завтра, — продолжал Сергей Шмелев, глаза у него заблестели, — а он останется на земле, потому что он человек, который родился. Выпьем за этого человека.
— Ай да капитан. Уважаю. — Обушенко поднял кружку и подержал ее над столом.
Клюев жадно приник к кружке, потом схватил котелок и долго пил из него большими частыми глотками.
— С ним и пошутить нельзя. — Обушенко нервно скривил рот: до госпиталя у него не было этой привычки. — Воды-то хоть оставь.
Клюев кончил пить и передал котелок над столом Обушенко.
— Смотри у меня, — сказал он.
— Пойдем потом стрелять в консервную банку, — сказал Обушенко. — Ладно?
— Ну и война, — Клюев вздохнул.
— Кто дежурит у трубы? — спросил Шмелев у Комягина.
Комягин встал. Обушенко потянул его за гимнастерку.
— Ты что, немцев не видел? Посиди еще...
— Он должен идти, — сказал Шмелев.
Борис Комягин отдал честь и вышел.
Клюев смотрел на Шмелева и сокрушенно качал головой.
— Эх, Серега, Серега, скучный ты человек. Серый ты, вот кто. Зачем человека прогнал отсюда? Кругозор жизни не понимаешь. Одинокий ты. Сирота. Тебе даже писем никто не пишет, потому что ты серый.
— Все сказал? — спросил Шмелев. — У тебя сегодня неплохо получается. Скажи еще что-нибудь.
— Я все сказал. — Клюев подвинул кружку и вскинул голову. — А у меня сын родился.
— Смотрите. В нем отец проснулся! — воскликнул Обушенко.
— А что? Мой сын! Кто скажет, не мой? Выходи.
— Твой, папа, твой. В газете объявление было.
— Володькой назвали. Владимир Павлович — звучит! — Клюев держал кружку и широко улыбался.
