Вдруг Дигби выпрямился, осененный догадкой.
— Сдвоенный шарнир с независимым вращением. Точно!
— Дигби? — На лице Кили было недоумение. Он со смехом сгреб ее в объятия.
— Я знал, что ты сослужишь мне добрую службу, с того момента, как увидел твою пляску на улице! Как нога, не беспокоит?
— Немного одеревенела, пока мы сидели, — сказала Кили.
После представления они решили вернуться в отель.
— Обопрись на меня. Перенеси часть веса.
— Мне не так уж плохо, — сказала она. — До отеля всего один квартал.
— Не упрямься, а то я перекину тебя через плечо и понесу, как мешок с картошкой, — пригрозил Дигби.
Кили прищурилась.
— Так и сделаешь?
— Да. Ну же, обхвати меня за талию.
Она покорно пожала плечами и подчинилась.
— Лучше?
— Да, — неохотно признала она. — Намного.
Не то, что лучше, а просто чертовски хорошо. Иметь заботливого друга, на которого можно опереться. Не только потому, что вывихнута нога, но и потому, что ранена гордость.
Слишком хорошо. Слишком соблазнительно.
— Если бы такое показали в кино, я бы решила, что это слащаво и надуманно.
— В кино ты бы притворялась, что у тебя болит нога.
— А потом бы забыла, какая же именно, и ты бы раскусил, что я плутую, чтобы быть поближе к тебе.
Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз, коснулся пальцем щеки.
— Тебе не надо трудиться, чтобы быть поближе ко мне. Я сам позабочусь об этом.
— Дигби… — Она надеялась предотвратить поцелуй, но имя прозвучало как поощрение. — Мы не должны этого делать, — успела сказать она.
Его губы касались ее рта.
— Я мужчина, ты женщина. Неужели ты не заметила, что, как только мы оказываемся на расстоянии трех метров друг от друга, высекаются искры?
— Я ничего не соображаю, — пожаловалась она.
— А это, мисс Оуэне, самая лучшая новость, которую я сегодня услышал. — И он поцеловал ее крепко, вдумчиво, страстно.
Она забыла, что нужно сопротивляться. Отдавшись поцелую, она забыла про вчера, сегодня и завтра и чувствовала только одно: она жива и желанна.
Когда Дигби отпрянул от нее, Кили подняла глаза, молча вопрошая почему. И тут она услышала хлопки, призванные выражать презрение и насмешку; она проследила за взглядом Дигби и увидела человека, производившего этот издевательский шум.
— Трой!
Ее снова прожгло чувство унижения. С Троем была вся его банда: Сузи, повисшая у него на руке, Брайен со своей подругой, Корк с незнакомой женщиной.
— Ты еще помнишь мое имя? Я тронут, — съехидничал Трой. Невнятная речь и блеск в глазах подсказали ей, что он по-прежнему пьян. Он и в трезвом виде временами был самовлюбленным, но гадким становился только спьяну.
