Синдром Лунного затмения. Красивое, поэтическое название.
На почерневшем небе появились тысячи новых звезд, число их росло и росло, росла и безотчетная тревога. Дикари мы, дикари. Ну вот, наконец, вся Луна закрыта, цвет из серого стал темно-вишневым. Нет, как у моряков — темно-темно-вишневым. Он задрожал похолодало, однако.
Петров подсветил табло часов. Третий час! Но красота, красота. Погасшая луна и мириады звезд.
Он встал, прошелся до ворот, похлопывая бока руками. Дрожь прошла, но захотелось спать. В Раптевке — ни огонька. Может, кто и смотрит в небо, а скорее — спят. Страда, люди на полях выкладываются.
В пруду сверкнул огонек — отразился выползший краешек луны. Тут же подул ветер, разгоняя дрему.
Надо поменять скамейку — луна успела переместиться. Не проблема, скамеек в парке дюжина, и все для него одного.
Не успело новое место согреться, как шаги, торопливые, пришаркивающие, вплелись в начинающую оживать ночь. Скрипнули ворота (пора смазать петли!), человек прошел к дому и забарабанил в стеклянную дверь веранды.
Под этот стук Петров подошел к ночному гостю.
— Кто там?
Тот обернулся. Опять он, Петр Семенович.
— Это вы, доктор? Я насчет… насчет племянника… Посмотрите его, пожалуйста, ему хуже…
— Только возьму саквояж.
Пять минут спустя они входили в село.
— Что стряслось?
— Поначалу ему полегчало, рука не болела, и пятно вроде замерло. Он таблетки ваши выпил и спать лег. А ночью я проснулся, слышу стонет. Зашел к нему, рука вся серая, на шею ползет, щеку, грудь. Вот я и прибежал.
Они подошли к двухэтажному дому, добротному, каменному.
— Минуту погодите, я собаку привяжу, — хозяин распахнул калитку. — Джек, Джек! Где ты там! Что с тобой, псина?
Послышался лязг цепи, собака заскулила и — смолкла.
— Проходите, доктор.
Дорожка вела к дому, рядом с ней проволока, вдоль которой на цепи с кольцом могла бегать собака. Сейчас она, большая овчарка нечистых кровей, насколько можно было разобрать при свете ночи, жалась к хозяину.
Хозяин нагнал у крыльца.
— Я не запирал, открыто, — и прошел вперед, везде включая свет на веранде, в коридоре, в комнатах.
— Где же больной?
— Наверх подняться надо.
Лестница, короткий коридорчик привели к небольшой комнатке, почти пустой, одна раскладушка, укрытая одеялом, стул, одежда на спинке, пепельница на полу с одиноким окурком да в подсыхающей лужице самогона опрокинутая бутылка.
— Так где же?
— Был… — пенсионер немного растерялся. — Сейчас посмотрю, может, отошел куда…
