И… и… нет, эта мысль нелепа! Но она была у меня, тем не менее. Именно она-то, кажется, и была с самого начала, когда я исправлял корректуру. И она такова: какая-то злая волшебница превращает волнения и искания поэта, его нежность, на которую он так злится, его злость, к которой он питает такую нежность, в карнавал уродливых и чепушистых карликов, в черную, бесконечную процессию витиеватых червячков, собравшихся на похороны чьего-то сердца! Что за чудовищная метаморфоза, над которой я сам хохочу до упаду! Какая смехотворная вещь – одно и то же, состоящее ныне из черных и хитрых закорючек, а некогда из слез, улыбок, биений в груди и времени!
Пожалуй, я солгал, я вовсе не хохочу. Я даже думаю о маленьких мертвых птицах на моей ладони.
Но бушмэны, наверное, никак не почуют в процессии завитушек – слез, улыбок, биений в груди и времени!
Но не всё ли равно? Что тебе до бушмэнов и трезвых людей? Не говори с бушмэнами! Ведь ты сам любишь безмолвных поэтов.
Ах, да, я писал предисловие к книге моих стихов… Пора же, наконец, перестать болтать и приняться за него серьезно!
Вот что, господа. Надо пускать по ветру старые бумажки. Ведь и вы (и вы) держите их в письменном столе. Как они туда попали? Нечайно, конечно. Вы воровали яблоки с дерева познания добра и зла, и кушали их, и бросали вниз кожицу, а та добрая волшебница, что по глупости навредила вам больше всего в жизни, превращала ее в старые бумажки: в мучительные письма, всё еще пахнущие духами, в дневники, пахнущие юностью, в философские статьи, пахнущие табаком и рассветом, в стихи, овеянные печалью…
Пускайте по ветру старые бумажки!
Храня их, таких незначительных для всех других, вы для себя приготовляете дозу яда, которую вы не вынесете когда-нибудь ночью: настоянные на времени, старые бумажки приобретают вместе с желтизной – смертоносность. Бесполезно сжигать старые бумажки – вы будете помнить их всё равно, вы будете грустить о них, потому что их нет, как вы будете грустить о них, потому что они есть.
Но… превратите их милые рукописные буквы, которые каждой извилиной говорят о ваших настроениях и волнениях, о вашем прошлом, превратите их скорей в процессию черных червячков!
Это трудно?
Дайте отпечатать рукопись в типографии — типография сумеет это сделать.
Да, снесите ее в типографию, любовно погладьте обложку новой книги, написанной вами, продайте ее издателю, книгопродавцу, пошлите авторские экземпляры знакомым… Ваша книга будет выставлена в витрине, где у нее будет много и даже слишком много соседей (как бы они не затерли ее вовсе, эти проклятые соседи!). У вашей книги будет белое, как саван, лицо; она будет лежать чужой и холодной; ее будут трогать чужие и холодные руки; потом ее начнут грызть критики, потом ее сгрызут мыши…
