. Итак, поскольку это доказано нами посредством многих аргументов и свидетельств, то он затем попытался причислить нас к тем, кто худо помышляет природу Божию тварной и причаствуемой. Когда же он услышал, что мы, согласно отцам, считаем и именуем этот [свет] воссиянием, благодатью, славой и светлостью Бога, божественно являющейся достойным, а не природой (ибо «
никтоже бысть в ипостаси (έν ύποστήματι)
[137]и сущности Божией, по написанному, ни природу Божию не видел и не выразил [138]»); когда, стало быть, он это услышал, то, изменив тактику, стал говорить, что если и свет этот является нетварным и называется божественностью, будучи светлостью божественной природы, но не [самой] природой, то получается две нетварных божественности, снова доказывая посредством приведения к абсурду, что оный божественный свет, как ему кажется, тварен. Как если бы кто требовал, чтобы мысль не называлась умом (μή νουν καλείσθαι την διάνοιαν) и не была бы бестелесной, дабы у каждого человека не оказалось два ума, коль скоро у него есть и ум, и мысль, посредством коей ум совершает движения [вовне] к [своему] обнаружению, оставаясь по сущности не переходящим (αμετάβατος).
11. Итак, он, будучи за это соборно объявлен злославным, от стыда немедленно удалился и, ни о чем более не заботясь, притек к италийцам. А его сотаинник, преемник и последователь, Акиндин, словно надев наизнанку то же рубище злочестия, чтобы скрыться от видящих его носящим костюм того, и показаться кое–кому отрицающимся общения с ним, ловко переворачивает все с ног на голову и делает первое последним, прежде всего прочего выставляя в качестве предлога две нетварные божественности, как абсолютно неслыханные и нелепые, и непоправимым бедам подвергающие так или иначе их приемлющих, что{стр. 47}бы простейшие из людей, убегая от кажущегося вреда, по необходимости соглашались с ним [в том], что воссиявшая на горе от Спасителя божественность — тварна, — [таким образом, он] делает что–то вроде того, что делают ставящие в реках верши на рыб.
12. Ибо сии [последние], перегородив русло колышками, камнями и жердями и в наиболее глубоких местах, откуда добыча, плавая глубоко под водой, может легче ускользнуть, установив как бы острые клинки, затем поверху, — ведь у пасущихся речных рыб в обычае подниматься наверх, — словно открыв поистине адскую пасть для живущих в воде, привязав, закрепляют сеть, чтобы рыбы, стремясь избежать кажущейся опасности от частокола, словно добровольно поспешали бы к уловлению непредвиденной и неизбежной опасностью. Такова уловка увлекающих нас в безбожие страхом двубожия. Ибо равно [нечестиво], — или даже скорее абсолютно одно и то же, — думать, что Бога вовсе не существует, и полагать тварной показанную Христом на горе божественность. Ведь одна божественность у Христа и у Христова Отца и Духа. Но и светлость божественной природы неотделима от божественной природы. Так что какой бог останется у почитающего ее тварью?
