В самом сердце каньона, где стервятники все еще продолжали свой гнусный пир, в глубоком гнезде, расположенном в трещине опаленной огнем скалы, мать рыдала над своим новорожденным птенцом. Малыш вылупился из скорлупы в тот самый миг, когда луна начала скрываться в густой тени.
— Ты пришел в этот мир во время лунного затмения, дитя мое. Я дам тебе имя, которое дают всем мальчикам, появившимся на свет в этот грозный час. Нирок — вот как будут звать тебя, любовь моя. Ты вырастешь большим, сильным и неукротимым, как твой отец.
Птенец приоткрыл припухшие веки и моргнул, увидев склоненное над ним прекрасное лицо своей матери.
А далеко-далеко, на другом берегу моря Хуулмере, полная луна сияла над островом Хуула. Шла последняя ночь Медного дождя, на следующее утро на остров должен был прийти Серебряный дождь, когда ягоды молочника становятся снежно-белыми.
Гильфи с Сореном покинули древо и помчались на дальний берег озера, где находился самый удобный наблюдательный пункт. Они хотели полюбоваться лунным затмением, поскольку именно в последнюю ночь осени это зрелище считалось особенно красивым.
Друзья прилетели на вершину высокой ели как раз в тот момент, когда тень земли начала наползать на лунный диск. На острове росла всего одна ель, которая напоминала Сорену родной лес и ту ель, в дупле которой он так недолго успел пожить со своими родителями.
Гильфи не случайно предложила другу полюбоваться лунным затмением именно с этого места. Она знала, что Сорен глубоко потрясен смертью своего брата. Друзья не раз повторяли ему, что Клудд полностью разрушил самого себя, что в нем уже не осталось ничего совиного и его смерть была неизбежна, но Сорен все равно не мог избавиться от чувства вины.
Он продолжал страдать, хотя старался не подавать виду. Он стал непривычно молчалив. Гильфи знала, что миссис Плитивер несколько раз приползала к ним в дупло и пыталась поговорить со своим любимцем, но Сорен оставался безучастен к ее словам. Вот почему Гильфи решила увести его в ночь затмения подальше от Великого Древа.
Только ей одной Сорен без устали продолжал задавать один и тот же вопрос, терзавший его сердце и желудок:
— Как ты думаешь, Гильфи, мама с папой поняли бы меня? Они простили бы меня за Клудда?
Гильфи каждый раз отвечала утвердительно, но Сорен продолжал спрашивать. Внезапно послышался негромкий шорох, и на соседнюю ветку осторожно опустилась Эглантина.
— Что ты здесь делаешь? — с некоторым изумлением спросил сестру Сорен.
