— Вот это нормально. Так держать!
А что может быть нормального, если человек при минусовой температуре ночует неделями в ледяном коробе танка? Прижмемся друг к другу, набросаем вечно сырого тряпья, а ночью без конца просыпаемся. Застуженные почки и мочевые пузыри гонят срочно помочиться. С чего мочиться? Мы в последние дни почти ничего не ели и воды мало пили. Но с застуженным мочевым пузырем жить и воевать можно. У механика, видать, не выдержало сердце. А может, лопнули какие-то сосуды в голове, которую не раз и не два прикладывало ударами о броню.
Похоронили товарища, перекусили, попили кипятку и принялись осматривать машины. И здесь радоваться было нечему. На нашей «тридцатьчетверке» правая гусеница уже два раза ремонтировалась. Федотыч доложил, что в этих местах она держится кое-как и несколько траков сработались окончательно. Нужно не просто штопать, а менять целый кусок гусеницы, не меньше полметра.
— Есть чем заменить? — спросил я.
— А ты сам не видишь? — огрызнулся Федотыч.
Он был злой на ротного и на меня. Вместо того чтобы идти пешком, полезли на танках. Трех человек и одну машину за день потеряли. И два оставшихся танка, после гонки и попаданий немецких снарядов, далеко не уйдут. Двигатель на второй машине после рикошета фрицевской болванки требовал ремонта. Лопнул маслопровод, ночью натекла лужа масла.
Посовещались, оглядели окрестности. Дождь перестал. Низко над землей тащило тяжелые облака. По крайней мере, авиации не будет! Земля была покрыта кашей из сырого снега, талой воды и грязи. Разглядели в километре от завода подбитую «тридцатьчетверку». Таранец приказал мне, Лене Кибалке и еще одному танкисту поздоровее сходить и отсоединить кусок гусеницы. Мы стали молча собираться, взяли автоматы, запасные диски, по две гранаты. Старлею это не понравилось.
— Вы чего, воевать собрались? Не хватало еще стрельбы. Нас, как в мышеловке, здесь прихлопнут. Отставить гранаты!
— Мы в мышеловку сами себя загнали, — ответил я. — А в плен попадать не собираемся, поэтому и оружие берем.
Таранец покраснел от злости, с полминуты раздумывал, потом брякнул, видимо, тоже от злости:
— Если на фрицев наткнетесь и будет стрельба, уходите от завода в сторону. Не вздумайте на нас немцев навести.
— Сидите спокойно, товарищ старший лейтенант. Никто на вас фрицев не наведет.
Антон Таранец. Хороший командир и неплохой парень. Цапнулись мы с ним от нервов и паршивого положения, в которое попали. Ротный посопел, буркнул что-то вроде: «Будьте осторожнее. На рожон не лезьте». Но я, уже не слушая, вел свою группу к воротам. С собой тащили кувалду, кое-какой мелкий инструмент, кусок трубы, на которой собирались нести траки. Чтобы добраться до танка, пришлось сделать изрядный крюк. Вдоль узкоколейки тянулась глубокая лужа длиной с полкилометра. Потом вляпались в пашню, размокшую от ночного дождя, и поняли, что здесь не пройти. Шли едва не по колено в грязи. Наконец добрались до «тридцатьчетверки», вернее, того, что от нее осталось.
