— Что её больше всего интересовало?
— Люди — почему они так устроены. Что толкает их на те или иные поступки. Словом, многое. Меня, например, это никогда не интересовало — я принимал людей и их поступки просто как должное. А вот она во всем сомневалась.
— И все-таки — что занимало её больше всего?
— Пожалуй, философия. Проблема добра и зла. Мораль и совесть. Но судить людей она не пыталась. Она просто пыталась понять.
— Давайте на время отойдем от этой темы, мистер Апполони. Скажите, вы были знакомы с судьей Александром Ноутоном?
— Да, я его знал.
— Хорошо знали?
— Да. Он посещал мое казино. Пару раз участвовал в моих сделках. Мы были знакомы лет шестнадцать-семнадцать.
— Вы были на «ты»?
— Да. Во всяком случае, я звал его Алекс, а он меня — Джо.
— Проявлял ли он интерес к мисс Пиласки, когда приходил в ваше казино?
— Да, он был профессиональным бля… ходоком. И проявлял интерес ко всем, кто носил юбку.
В зале послышались смешки. Сандлер запротестовал, но судья усадил его на место.
— И все-таки, проявлял ли он интерес к мисс Пиласки?
— О, да. Он с неё глаз не сводил.
— И в конце концов вы их познакомили — судью Ноутона и мисс Пиласки?
— Да.
— Почему? У вас была причина?
— Она меня попросила.
— А почему? Вы это знаете?
— Да. Мы беседовали с ней о мужчинах, об их страстях и привычках, любви и ненависти. По мнению Хелен, мужчины — иррациональны и нелогичны. Так она сама выразилась. Еще она настаивала, что никто не поступает дурно специально, из злого умысла. Иными словами, она не верила в преднамеренное зло. В противном случае, говорила она, по земле расхаживали бы не люди, а чудовища. Мы поспорили, и она потребовала, чтобы я показал ей хоть одного безнадежно испорченного и гнусного мужчину. Я сказал, что в наибольшей степени этому определению подходит судья Александр Ноутон…
Сандлер взорвался. В зале тоже поднялась фантасмагория. Судья Харрингтон, отчаянно барабаня молотком, призвал всех к порядку, угрожая очистить зал от публики. Джо Апполони стоял как ни в чем не бывало, улыбаясь уголками рта. Даже Хелен улыбнулась. Милли Джефферс метнула на меня счастливый взгляд.
— Это замечательно, но только — законно ли?
— Нет, — вздохнул я.
— Прошу защитника и обвинителя подойти ко мне, — воззвал судья.
В зале воцарилась тишина. Мы с Сандлером приблизились к судье Харрингтону.
— Грязная выходка, Эддиман, — прошипел судья. — Я же сказал — нечего чернить его. Я не позволю вам продолжать в том же духе.
