Он снова поцеловал ее в губы и сказал:
- Ты получишь это. Теперь нам лучше отсюда выбраться. Я хочу, чтобы ты хотя бы немного поела, потом душ, потом бай-бай.
- Потрясающе! Я думала об этом всю прошлую ночь. Но как это сделать?
- Проще пареной репы.
Так и было, думала Меган позже, наблюдая, как Лук выбрался из постели и, обнаженный, пересек комнату. Тогда он поднял ее на вытянутых руках так, что она смогла ухватиться за балку, затем, поддерживая ее своей большой рукой, он с силой вытолкнул ее наверх. А потом выбрался сам, раскачиваясь как гимнаст.
Они вместе приняли душ, поели и оказались в постели - но отнюдь не для того, чтобы отправиться в объятия Морфея, - они оба нуждались в ласке, любви и вере в то, что все невзгоды позади.
Лук не только продемонстрировал Меган, что любит ее, но и твердил это волшебное слово, как молитву, когда ласкал ее.
Вот он появился снова, притащив два огромных свертка, которые до этого были прислонены к двери.
- Открой сперва этот, - сказал он Меган.
Она подошла к нему.
- Что это?
Лук улыбнулся.
- Открой.
Меган разорвала бумагу, убрала упаковку.
- О, Лук!..
У нее выступили слезы, она погладила рукой красивую резьбу. Это была копия логотипа, который она придумала для Лука. Большая фигура гавайца с поднятым копьем была раскрашена и отлакирована. Она выглядела так достоверно, что казалось, сейчас оживет.
Лук улыбался и очень смахивал на обнаженного Санта-Клауса.
- Мы установим это прямо на повороте дороги. Одного взгляда на твою работу будет достаточно, чтобы понять, что едешь в особенное место.
- О, Лук!.. - Меган присела на корточки и смотрела на него, думая, как была не права. Может быть, он не умел произносить красивые слова, но он знал, как любить!
- А теперь этот. - Лук приблизил к Меган другой сверток. Он был такой же громоздкий, как и первый. Когда обертка была готова соскользнуть, Лук сказал:
- Закрой глаза.
Она повиновалась, сложив руки на коленях.
Лук нежно смотрел на нее, зная, что никогда не забудет эту минуту и это впечатление: обнаженная, со своими великолепными волосами, распущенными по плечам и груди, она олицетворяла собой самое Женщину.
Его женщину.
- Теперь можно? - осторожно спросила она.
А когда открыла глаза, то едва не заплакала.
Картина оказалась именно такой, какой она себе ее представляла: большой, широко раскинувшийся дом, напоминающий огромную травяную хижину, с глубокими карнизами, огромными окнами и верандой, огибающей дом по периметру.
