И, в третьих, сегодня у него, безвестного старшего научного сотрудника, должен был появиться свой, личный телохранитель, причем Игорь уже заранее испытывал неприязнь к этому человеку – воображение рисовала образ тупого, гориллоподобного качка с бритым затылком и пистолетом под мышкой, который всюду будет таскаться за Пашутиным, совать свой нос в его дела, пробовать суп в столовке, прежде чем Игорь соберется его есть, и утробно ржать, глядя по видику фильм «Тупой и еще тупее тупого»…
Игорь встал, с тоской окинул взглядом свою комнату, стол посредине, гору бумаг с расчетами, над которыми он просидел вчера допоздна, пустую пачку «Кэмела», чертыхнулся и отправился на кухню ставить чайник, и заодно – стрельнуть у соседки Элеоноры Тимофеевны, пожилой театральной кассирши, сигаретку. Курить хотелось неимоверно. Н-да, скверное утро.
Пашутин занимал одну комнату в большой, вечно ремонтируемой коммунальной квартире старого московского дома на Чистопрудном бульваре. Жизнью своей он в общем был доволен – работа интересная, денег хватает, перспектива роста налицо – если они вовремя закончат проект, шеф обещал место завлабораторией, с жильем порядок – близко от работы, а одна единственная на протяжении вот уже трех лет соседка, покладистая, хотя и нудновато-болтливая дама, которой было наплевать на все на свете, кроме ее обожаемого театра, скорее облегчала, чем усложняла бытие Пашутина.
Элеонора Тимофеевна была одинока, и Игорь для нее являлся достойным объектом материнской заботы. Сам Пашутин, в свое время не женившийся не то, что бы из глупой принципиальности, а скорее из-за полного непонимания, зачем вообще ему нужна жена, теперь вообще махнул на себя рукой – появиться в доме женщина, и на нее придется тратить время, деньги, силы, начнут постоянно пропадать со своих мест бумаги, книги, приборы, появляясь потом в местах совершенно неожиданных, а супруга будет ходить следом и вопить тонким, противным голосом, что она наконец-то навела в доме порядок, а он, олух, опять все раскидал. Почему-то Пашутин представлял себе брак именно с этой стороны, и ни с какой другой…
Соседки не оказалось дома, наверное, ушла по магазинам, и Пашутин, поставив чайник на горелку и в тайне презирая себя, осторожно, чтобы не испачкаться в пепле, залез пальцами в закопченную баночку из-под «Нескафе», служившую пепельницей, и вытащил здоровенный чинарик «Житанес» с ободком бордовой помады на фильтре.
Большой, коричнево-рыжий таракан выполз из черной дыры вентиляционной отдушины на крашеную синей, казенной краской стену, пошевелил усами, огляделся, и шустро побежал сверху вниз, наискосок, явно нацелив свой маршрут на серую мойку с горой грязной посуды.
