Шествующий из Валгаллы | страница 2



— На вид вы не такая уж старая, — сказал я, не кривя душой. — Извините, что не встаю. Сами видите, нога у меня только одна, и путь сюда мне дался нелегко.

— Да, жизнь обошлась с тобой сурово, — тихо произнесла незнакомка. — Я с трудом узнала тебя. Твой облик сильно изменился.

— Должно быть, вы меня видели до того, как я потерял ногу, — с горечью произнес я. — Хотя готов поклясться, я вас не помню. Мне ведь всего четырнадцать было, когда на меня упал мустанг и так размозжил ногу, что пришлось ее отрезать. Ей-богу, подчас я жалею, что это случилось с ногой, а не с шеей.

Вот так калеки иногда говорят с совершенно незнакомыми людьми. Даже не для того, чтобы вызвать сочувствие. Скорее, чтобы дать выход отчаянью.

— Не горюй, — ласково сказала девушка. — Жизнь отнимает, она же и дарует...

— Только не читайте мне проповеди о смирении и терпении! — рассердился я. — Будь у меня силенки, взял бы да передушил проклятых болтунов-оптимистов! Не горюй, ишь ты... Чего еще мне ждать, кроме смерти от неизлечимой хвори? Светлых воспоминаний не осталось, будущее не сулит ничего, кроме нескольких лет боли и горя. А потом — мрак, полное забытье. В моей жизни не было ничего хорошего, вся она прошла в этом убогом краю...

Плотину моей сдержанности прорвало, и все, накопившееся за долгие годы, разом выплеснулось. Мне даже не казалось странным, что я раскрываю душу перед незнакомкой, женщиной, которую никогда доселе не видел.

— У этих мест есть своя история, — возразила девушка.

— Да. Но я-то к ней не причастен. Может, вы и правы, я бы и тут жил не тужил, но это если б я был ковбоем. Увы, эта земля не приглянулась скотоводам, а скваттеры превратили ее в скопище убогих ферм. С индейцами здесь не повоюешь, на бизонов не поохотишься, искать золото или нефть — только время зря терять... Наверное, я родился не в ту эпоху. Но мне недоступны подвиги даже нашего скучного века.

Невозможно передать словами, до чего тяжко быть беспомощным, прикованным к креслу инвалидом, и чувствовать, как сохнет в жилах горячая кровь, а в голове тускнеют сверкающие мечты. Мои предки — народ беспокойный, непоседливый, боевой. Прадед пап в Аламо, когда сражался плечом к плечу с Дэвидом Крокеттом. Дед скакал рядом с Джеком Хейсом и Большеногом Уоллесом, он погиб вместе с тремя четвертями бригады Худа. Самый старший из братьев убит при Ваймиридже, в стычке с канадцами, а другой погиб при Аргонне[1]. Отец — тоже калека. Он день-деньской посапывает в кресле, но его сны заполнены прекрасными воспоминаниями, к примеру, о том, как пуля пробила ему ногу, когда он атаковал холм Сан-Хуан.