Анфимов так же медленно донес часы до палубы, положил их на ее раскаленную, как сковородка на печи, сталь и резко, будто его подбросили, вскочил.
- Ну что: нет покраснений? - склонился над запястьем. - Вот чего-то есть. Но, может, это от солнца... Фельдшер! Где фель... А, посмотри, как тут?
Длиннющий - хоть в баскетбол играй, а не копти службу на корабле сверхсрочник, старшина первой статьи, журавлем склонился над запястьем, по-вологодски прогундел:"Ня знамо" - и тут же стал протирать руку Майгатова принесенным с собой спиртом.
- О, мля, Анфимов, а ты говорил, спирт кончился, - недовольно пробасил Бурыга. - Старшина, - заставил фельдшера вытянуться по стойке "смирно", как мазню свою кончишь, занесешь флакон в мою каюту, - и глазом примерил: грамм с триста будет.
Фельдшер посмотрел на Анфимова, Анфимов - на торпедный аппарат.
- Есть, - процедил сквозь зубы фельдшер и, увидев, что Бурыга сразу как-то размяк, повеселел, сверху вниз сказал Майгатову, надавливая на "о": - Когда укус, противоядие надобно и много питья, ежели вот нет, как у вас, кажись, то ничего вроде и не надобно. Водичку только поболее прежнего попейте. На всякой случай...
- Ну, зараза! - окриком стряхнул с себя оцепенение Майгатов и широким шагом двинулся к ящикам.
Змея жалась в тень и беспрерывно водила и водила в стороны боками, уплощаясь и пытаясь зарыться в такой спекшийся, такой твердый, такой странный песок, чтоб спастись от жары, от огромных двуногих созданий, от всего того, что было непонятно, страшно и непривычно.
Майгатов, не отрывая взгляда от этих ритуальных движений, нагнулся к плексигласу, который уже успел прокалиться под прямыми лучами солнца, снова поднял его щитом и шагнул вплотную к змее. Та лишь сымитировала толчок головой. Ее прожженое солнцем, толстое, мясистое тело не слушалось. Даже шипение еле выскреблось из-под лениво трущихся чешуек.
И Майгатов перестал бояться. Он опустил плексиглас, подсунул его лопатой под змею, провез метра полтора по палубе к леерам и, уже не обращая внимания на нервный, не доставший сантиметров с десять к его правой руке тычок головы, сбросил тяжелое, обмякшее тело за борт.
Последним быстрым взглядом отметил: на голове змеи сломан рог.
2
После стопки спирта, после жирного борща, сваренного из свиной тушенки и квашеной капусты, после пятнадцати традиционных минут подачи в каюты и умывальники пресной воды, которая хоть и пахла солью, но все же не жгла лицо при умывании, как морская, Бурыга ощущал себя умиротворенно. Он возлежал на боку в позе римского сенатора на ковре, постеленном поверх койки в анфимовской командирской каюте, и, перемежая слова сытыми отрыжками, басил:
